взаимоотношениями на всю, как говорится, Ивановскую (в реальности – на всю улицу имени 50-летия Великого Октября). Если мои родители были дома, а её – отсутствовали, я демонстративно выходил из нашего подъезда, скрывался в неизвестности города, чтобы затем тайными тропами пробраться незаметно обратно и юркнуть в заблаговременно отпертую, но в целях конспирации оставленную наглухо прикрытой дверь. Если же оба-два родительских комплекта оказывались не там, где надо, то есть не на работе, а по месту прописки, то мы встречались на том самом НП имени Лёни Соколова, само существование которого я, в отличие от Лёни, держал в глубокой тайне. И предавались любви в позах, заимствованных из сексуального обихода нимф и сатиров, ибо в предаться в любой иной не представлялось возможным. Точнее говоря, при нашей малой на то время технической осведомлённости, ничего другого мы не знали. Значительно позже мне стала известна классическая кинематографическая поза, когда парень, припечатав партнёршу к стене, оприходует её визави, фактически удерживая ее силою своих рук. Естественно, я испробовал эту позу в деле и остался не слишком доволен. Во-первых, руки, занятые удержанием немалого веса, перестают подпитывать подкорку приятными ощущениями, ибо при такой нагрузке осязание отключается. Во-вторых, малая амплитуда фрикций не способствует полноте испытываемого оргазма, хотя и продлевает весь процесс во времени своей скудной подвижностью в пространстве. В третьих, если коитус затягивается, то сексуальный контакт превращается в спортивную тренировку, в закаливание определенных участков мужского тела (спина, руки, бёдра, крестообразные связки колен), в наращивание мышечной массы. Вывод: к данной позе в жизни (а не в кино), можно прибегать лишь в самых крайних случаях, когда никакие иные невозможны. Но хотя мы и не подозревали о ту пору обо всех этих киношных изысках, обходясь известным, на меня всё равно ложилась двойная нагрузка, поскольку у Аси (назовём её так, хотя Джемой было бы приятнее, но уж слишком далека она от тургеневского оригинала со своим утиным носиком, ослепительно белой кожей и ярко выраженной белобрысостью) в позиции «стоя раком» подкашивались тонкие ножки и мне приходилось держать её во всё время копуляции чуть ли не на весу. Ясное дело, что это обстоятельство отнюдь не способствовало основательной неторопливости наших утех. Между прочим, совлекаясь на природе, мы не обращали внимания, находится ли кто-нибудь на наблюдаемом объекте, то есть на пресловутой лавочке траха, или она временно пустует в простое. Если же в это время на объекте кто-то миловался (по его – объекту – обыкновению), то порой получался замечательный стереофонический эффект, переходящий в эхолалию: там «ах», там «эх», там «а-а-а» и тут примерно то же самое…
Заметь, читатель, здесь, именно в этом месте моего правдивого повествования меня посетило великое сомнение: упоминать о соседе, сменившем вышеописанную соседку или обойти его ханжеским молчанием? Моя честность долго боролась с моей же стыдливостью, и, в конце концов, одолела её. Слава храбрецам, которые пишут так,