впервые увидела и полюбила вас. Я сразу увидела, какое у вас бледное лицо и белые пальцы. Только я не знала, от чего. Вы сидели, разговаривали, он сказал: «Знаешь, книжка уже вышла». «Я видел её». Вы говорили так, будто это вам совершенно безразлично. А Олег Викторович… Он испугался этого вашего голоса. Он, весь вечер розовый, вдруг побледнел. «Ты заметил, – сказал он, – я повернул чуть-чуть по-другому, не так, как ты говорил…» «Да уж заметил. Тебе сколько сегодня?». «Ты же знаешь – сорок». «Вот видишь! Можешь и умереть сегодня – всё равно лучше, чем написал, уже не напишешь». Боже мой, подумала я, как этот человек с выцветшими глазами несколькими ничего не значащими словами может сделать другого человека счастливым, зажечь нимб над его головой! А мне? Какие слова должен сказать он мне, чтобы и я стала счастливой? А зачем? Разве я не счастлива? Нет! Нет? А что мне нужно? Нужно, чтобы мне среди такого же застолья вдруг крикнули из прихожей: «Надина!» и чтобы я бросилась на крик и привела с собой этого человека. Только чтобы он улыбался. Интересно, а как он улыбается? За мной наблюдали. А я и не видела. Вздрогнула, когда сидящий напротив артист спросил: «На кого вы так смотрите?» Я смогла лишь ответить на вопрос вопросом: «А как я смотрю?» «Влюблёнными глазами…» Остальные встречи и не пытайтесь вспомнить. Иногда я «дежурила» в скверике возле вашей редакции, дожидаясь, когда вы выйдете, шла за вами на расстоянии. Торчала, как дура, в пивном баре Дома Ж. Всё думала: попадусь на глаза, понравлюсь, и дальше всё пойдёт как в романах. Я это не для того говорю, чтобы вы почувствовали угрызения совести. Вы ведь никогда не замечали меня, даже когда я специально лезла вам на глаза. Мне ничего не стоит заговорить с любым мужчиной, позвонить какой угодно знаменитости, а вам, сколько ни собиралась, так и не смогла. Смешно ведь, да? В наше-то время! Поэтому я ни одной своей подруге ничего о вас не рассказывала… Зато у меня было много добровольных осведомителей. Они выкладывали мне мельчайшие подробности вашей жизни, рассказывали о ваших друзьях, приятельницах, вашей жене. Хотите, перескажу?
Слушая её эмоциональный рассказ, окрашенный местами иронией и горечью, Андрей Владимирович вдруг подумал, что губы у неё на вкус, должно быть, тоже горькие. Тут же ему почудилось, что её волосы пахнут полынью. «Надо почаще говорить ей что-нибудь отвлечённое», – решил он и не замедлил:
– Всё это было бы смешно, когда бы ни было так грустно…
Она поняла его:
– Не надо. Вам это не идёт…
«Очень уж ты умна», – рассердился Курбов, но скрыл раздражение:
– С вами надо быть осторожным.
– Зачем же?! Я ведь вас люблю.
От этих тихих, почти шёпотом произнесённых слов Андрею Владимировичу стало неловко и, чтобы скрыть смущение, спросил:
– Верно, что вы даже забросили работу, которой были увлечены?
– Вовсе нет. Я её отложила, чтобы всё написанное сверить с жизнью, найти родство чувств литературных героев с моими…
