плаксиво проговорил Полуяров. – А мне плохо было, так плохо…
– Не ной, – оборвал я этот плач Ярославны. – Дальше что было?
– Увидел дыру какую-то, вроде пещеры, залез туда. А потом заснул, коньяк помог. Когда проснулся, уже день был. Солнце, шторм стих, не страшно совсем. И я пошел вас искать.
– Ты зачем в наших вещах копался?
– Это я машинально.
– Что, папа в детстве не объяснил, что рыться в чужих вещах нехорошо? Ладно, проехали, что потом?
– Забрался на «Золушку», а там пусто.
– Тогда ты еще на грудь принял и спать завалился, – завершил я чужой рассказ.
Полуяров-младший понурил голову, а я чуть более миролюбиво продолжил:
– Сейчас-то как, головка не бо-бо?
– Отстань от него! – нарушила обет молчания Шелестова.
Я воззрился на нее. С чего это мы такие жалостливые?
Мила хотела еще что-то сказать, даже начала: «И вообще…» – но осеклась.
– Жалеешь, значит. – Я зло прищурился. – Зря! Между прочим, это по его милости мы в такой заднице оказались, что даже не представляю, как мы из нее выберемся. И когда. И выберемся ли вообще.
– Должны, – сказала Мила.
* * *
– Похоже, ты за нас уже все решил. – Чистый был мрачен.
– Так ты против? – удивился Полуяров.
– Конечно. Игрушки все это. Клады, пираты, Плевако, жулик какой-то из прошлого века.
– Из позапрошлого, – вскинулся Козлов. – И Кудриянов был не жулик!
– А мне по барабану. Захотелось в казаки-разбойники поиграть – ваше дело, но мы-то тут при чем?
– Постой, – теперь уже вскинулся Федор. – Мы же одна команда!
– С чего ты взял? – Чистый скрестил руки на груди, что на языке жестов означает «плотная защита». – Мы что, клады искать подряжались? Нет. Только лодку перегнать. Да ты понимаешь, что это противозаконно? Кому эти острова принадлежат? Португалии. А мы куда идем? В Касабланку. Вот нас португальцы и спросят: а что это вы, любезные, на наших островах делаете? Шли в Марокко, а оказались у нас.
– Острова необитаемы, – вклинился с уточнением Козлов. – Это заповедник.
– Тем более! В заповедник лезть – еще один закон нарушать. До кучи. Нет, ребята, я в тюрьму не хочу. Пусть даже самого высокого европейского уровня, а не хочу. И Джон не хочет, так ведь?
Чистый явно надеялся на немедленную и безоговорочную поддержку, но Джон не торопился с ответом. А когда заговорил, сказал не совсем то, что ожидал от него Костя.
– Вообще-то, дело это стремное. Можно нарваться на крупные неприятности. Но ежели соломку подстелить и по уму провернуть, может и выгореть.
– Андрей, а ты что думаешь? – взглянул на меня Чистый. Половинчатость ответа шкипера привела его в бешенство, и он прилагал огромные усилия, чтобы держать себя в руках.
– Мне насчет соломки понравилось, –
