был остроумный, вовремя рассказанный анекдот.
Как в свое время Ильич ждал созревания революционной ситуации, так и перебравшийся в Белокаменную Ельцин кротко наблюдал, с чего же начнется демонтаж властных структур.
Слишком много надавал Горбачев обещаний и заверений, чтобы оставить все как было. А такие жрецы перестройки, как Лигачев и Соломенцев, знали, что новое время – это больше литературное, чем жизненное явление. Вот с ними-то Борис Николаевич и схватился на заседаниях Политбюро.
По наивности и они, и Михаил Сергеевич думали, что Ельцин – это человек без извилин, с одними зигзагами. Но просчитались. Не оценив роль его команды, которую он сколотил еще там, в Свердловске, и какая отлично знала, как бороться с неповоротливым аппаратом.
Нет, у Ельцина не было той усталой надежды, с которой воспринял первые па Горбачева народ. У народа был уникальный опыт выживания при всех и всяческих вождях. И потому у него не было ни спекулятивных целей, ни желания преодолеть сопротивление того, что только что политически отболело на теле великой страны. Духовная сущность народа была в другом.
А вот те, кто имел политический опыт, кто считал, что нужна демократизация экономики, на самом деле готовили себе плацдарм для захвата богатства и власти.
И вот тут-то апостолы Ельцина явно выигрывали по сравнению с вяло деградирующими стариками, считающими, что на их век благоденствия при партии хватит с избытком.
Когда же все поймут, что ожидаемой отдачи от перестройки не произойдет, а размывание стабильности уже станет необратимым, тогда станут судить о событиях, которые сами сотворили, полярно вчерашние союзники и друзья, нагнетая и без того накаленную социальную напряженность.
Ход из секретарей ЦК в партийное руководство Москвой зиждился, конечно, на сумме проигрышных фактов. Потому как столица – город избалованный не только вниманием, но и почитанием, давно обретший право особого предпринимательства, умеющий общие отношения делать государственными, конечно же, был ловушкой для того, кто не любит и не способен работать.
Но тут Ельцин был на коне, потому как чуть ли не врожденными были любовь к ответственности и движению. А движение, как известно, это разнообразие. А ответственность – проверка своей силы духа.
Потому дело в его руках не обвяло, а экономическая хирургия, которую он ввел как предмет обязательных знаний, себя оправдала.
Вот тогда-то он стал нарабатывать возможные варианты неожиданных ходов.
Но одна из многочисленных проблем сидела внутри его самого. Это расхищение достояния семьи – собственного здоровья. Он не переставал довольно стабильно пить.
А его команда, наскучившая при жизни в спокойной обстановке, теперь требовала атакующих методов работы. Ибо Ельцин давно стал клиентом пристрастного следствия. Значит, пора себя проявлять.
И, нужно признать, интеллектуальная работа была проведена
