явились Пленум ЦК и заседание Центральной контрольной комиссии.
Разговор был жестокий.
Нет, все же на полтона надо снизить, – жесткий.
Хотя первое подходило больше.
И в результате того, что произошло, совершилось главное – Троцкий был смещен с поста военного наркома.
Те, кто орали о его незаменимости, тут же заткнулись, когда возникла кандидатура Михаила Васильевича Фрунзе – героя Перекопа и многих других сражений и походов.
Свою отставку Троцкий принял с мефистофельской усмешкой.
И именно она более всего и злила Сталина.
Он мог бы понять того, кто хоть в малых чинах, но прибывал в армии, хотя бы знал, что это такое. Троцкий же всю Гражданскую был опереточным военным начальником. И многие тысячи вдов и детей обязаны ему своим сиротством.
Сталин понимает, что негоже спрашивать у гостя, зачем он посетил не очень чтимый им дом.
И вместе с тем ему хотелось узнать, почему идет почти поголовное зверство вчерашних его единомышленников.
Что им еще надо?
От власти, которую он им пытается передать, они отказались.
Обрести взаимопонимание, к которому он призывал, тоже не хотели.
Так что им, собственно, нужно?
– Жаль Есенина, – сказал Бухарин.
– А он что, умер? – спросил Сталин.
– Нет, спивается.
Сталин раскурил трубку.
– А это тебе на память, – произнес Бухарин, протягивая Сталину толстую неуклюжую ручку.
На кончике ее пера, заметил Сталин, была похожая на запятую заусеница.
– А почему она такая уродливая? – спросил он. – Чтобы одни гадости писала?
– Нет, – ответил Бухарин. – Это так называемая иероглифная ручка.
Сталин повертел ручку в руках.
– Ну что ж, – пошутил он, – будем подписывать ею смертный приговор нашим врагам.
Бухарин дернулся.
Его психика была накалена, и такие шутки ее еще больше будоражили.
И видимо, чтобы снять вот это напряжение, он сказал:
– А один стихотворец вот какие строки написал подобной ручкой.
Сталин пустил клуб дыма, который – на мгновенье – застлал лицо Бухарина.
– Ну, читай, – сказал.
И тот начал:
Стихи пишу иероглифною ручкой,
Чернил хватает лишь на три строки,
И потому-то строки неминуче
Так коротки.
Сталин хмыкнул.
Потом поднялся, сходил к конторке, взял там чистый лист бумаги и, вернувшись на место, размашисто расписался на нем той самой ручкой, которую только что подарил ему Бухарин.
– На, – протянул он лист Николаю Ивановичу.
– Зачем? – спросил Бухарин.
– На память, – ответил Сталин и добавил: – Когда захочешь меня оклеветать, то можешь перед подписью нацарапать
