девятнадцатый созыв горсовета на одном из своих пленарных заседаний предложил президиуму губисполкома выяснить вопрос о переименовании Царицына и дать ему другое название.
Икс – икнул. Хотя он и знал, о чем, собственно, идет речь. Но чем черт не шутит! Ведь тут он самый старый партиец. Ветеран.
Почти ископаемый экземпляр.
И Соломенцев дал возможность проявить инициативу.
Вот сейчас кто-то поднимется и скажет…
Но эти самые, которых призвано величать «кто-то», уже давно «там-то». А кое о ком даже памяти не осталось.
А вот его, Икса пригласили.
И даже попросили выступить.
Вот только этот живчик освободит трибуну.
Чем докладчик закончил, Икс уже не слышал – размечтался.
И тут его кто-то сзади подтолкнул. Смотрит, трибуна-то, действительно, пустая. Вышел. Из графина налил воды. Сделал глоток.
– Я товарища Сталина вот как вот, – указал он на графин, – видел. «Вы, Иванов, – спрашивает он меня. – Константин Сергеевич?»
С места захотелось заорать: «Ведь он и в самом деле Икс!»
Но сдержанность восторжествовала.
– И далее, – продолжает свидетель того, чего не было, – он меня спрашивает: «Хочешь прославиться?» Ну я и вопрошаю: «А как?» – «Давай город отныне твоим именем величать!»
Икс отглотнул воды.
– И я, представьте, отказался.
Первые ряды вздрогнули. Последующие за ними – зашевелились. А с галерки кто-то крикнул:
– Твоим именем надо называть склад, где пустые бочки хранятся.
Икс обиженно покинул трибуну.
– Надо было рассказать, – шутливо подсказали из президиума, – как вы с товарищем Сталиным воевали.
Икс обалдело глянул в пустоту. Вспыхнул нехороший смех. Потом – в открытую стали называть Царицын Сталинградом. Припомнили, но уже без участия Икса, о заслугах вождя в обороне обретенного его имя города. Затем был перерыв. Который тоже породил удивление.
Торговца пирожками звали Игорь Рикунов. Чем не Игрик.
И только Зет так и не был опознан. Наверно, полагая, что его роль впереди.
4
Сталин ловил себя на ощущении, которое относилось к разряду постыдных.
Он почему-то слишком легко смирялся с потерями.
Не охал и не причитал, ибо как-то разом – без всяких скидок на пресловутое «если бы» понимал, что факт грубо и неотвратно случился и надо воспринимать реальность так, как она есть.
Не впал в тоску и горесть он, узнав о гибели Есенина.
Правда, когда кто-то сказал, что одним скандалистом стало меньше, строго его оборвал:
– Им не заменишь и миллион тихонь.
Но осудительно было другое: ушел из жизни сам.
Без посторонней помощи.
Хотя ходят разные слухи.
Но сейчас не до них.
Страна резко кренует в ту сторону, за
