такую «роженица».
То есть раньше времени позволившая себе принимать кустотерапию.
Ее же подругу по осеменению, которую никто не собирался вгонять в оглобли закона, величали «ветреницей». И хотя все знали, от кого ребенок, в один голос говорили, что ей это ветром надуло.
Тех же, кто не принимал участие ни в первом, ни во втором опыте, называли «резвилками».
Но это до определенного возраста. Который почему-то обрывался не на круглой цифре.
«Резвилками» были до двадцати шести лет.
А дальше они переходили в разряд «ждалок».
Ну тех, кто ждут у моря погоды.
Но поскольку моря близко не было, его заменяла тайга. Потому и говорилось: «Ждут, когда в тайге рак свистнет».
«Ждалки» вели себя смирно.
Постепенно нагуливали возраст и неожиданно для себя становились бабками.
Хотя по возрасту они до такого звания явно не дотягивали.
Бабки тоже делились на две категории – бабки-скорохватки и бабки-понурки.
Но тут объяснять ничего не надо.
Так Вера, когда ее взял замуж Максим, была бабкой-понуркой.
Хотя о ней говорили, что она себе на уме, а чертям на забаву.
И это все недавно выдал покойный Топчий.
Парни в «Леспромхозе» тоже подразделялись на три категории.
Первых звали «ухали».
Не «ухари», а именно «ухали».
Почему таких величали, доподлинно признать никто не мог.
Может, оттого что, рубя лес, они ухали.
А может, еще по какой причине, тайга не знает.
Вторых звали «махари».
Ну тут и переводить не надо.
Это те, что то и делали, что давали маху.
Сюда входят всякого рода разведенцы и покинутцы.
И третьими значились «милоброды».
Это те, что шлялись по чужим бабам и вообще искали, где что плохо лежит. Максим ни к какой из таких когорт не принадлежал.
И не потому что ладил жизнь особняком.
А оттого что не успел внутри себя сформировать какое-то кредо. Девки на него засматривались, но не до той степени, чтобы сглазить.
Женщины постарше говорили: «Вот кому-то оклунок достанется!»
Оклунком в «Леспромхозе» звали мешок, наполненный до половины. И вот той половины, которой, как все считали, не хватало, была недалекость Максима, граничащая с наивностью.
Поэтому Вера была у него первой женщиной.
А первой любви, зачатки которой возникают в школе, он так и не испытал. И больше оттого что был упорным неуспевальщиком и пересданцем.
В школе над ним только смеялись, и не более того.
Однако Максим зрел.
Но, в отличие от медведя-шатуна, знал, что тайга не беспредельна.
Сейчас же он впервые в жизни поперхнулся чувством.
И получилось
