захмелевший вдовец сам едва не скатился в могилу.
За столом дядя Ваня угрюмо молчал и почти ничего не ел. Неясная тоска грызла ему душу, мозг вяло перебирал недоутопленные в самогоне мысли. Всплыл вдруг образ дочери – худенькой, длинноногой девочки, очень похожей на молодую Варю. «Надо бы написать Нинке, что мать нас оставила, – подумал он. – Где-то был адрес…». Попытался подняться, качнулся, упал обратно на лавку и забыл, зачем хотел встать…
На другой день дядя Ваня проснулся с привычным чувством тяжкого похмелья и не сразу сообразил, почему в избе тишина. Никто не звенит посудой, не хлопает дверью, не кричит: «Изверг, чтоб тебе провалиться!»
«Всё, нет Варьки. Оставила меня, – с обидой вспомнил дядя Ваня о внезапной смерти жены. – Чего это ей вздумалось помереть? И не болела никогда. На ноги только жаловалась, но ведь бегала же…»
Умерла Варвара, и правда, почти что на бегу: вернулась с работы, корову подоила, домашние дела переделала, попутно браня привычно хмельного дядю Ваню, в баньке сполоснулась, легла спать и больше не проснулась. Нехорошо получилось, неожиданно, а потому особенно обидно.
Один дядя Ваня остался. Некому теперь его ругать, но и стопарик на опохмелку подать, картошечек на закусь сварить тоже некому. Безмолвие угнетало хуже скандала. Замерла жизнь в доме, словно и дом умер вместе с хозяйкой. Тишина. Лишь часы в кухне: «тик-так, тик-так…»
«Всё не так, всё не так…», – чудится дяде Ване в этом звуке. Нарочно громко звякнув ковшиком, он зачерпнул воды из кадушки, выпил, обливаясь и хлюпая.
Смертельно хотелось опохмелиться, но прибранный соседками стол, вчера уставленный выпивкой и закуской, сегодня угнетал пустотой.
«Что же дальше-то?» – старик растерянно огляделся. В деревне каждый к своей семье как пуговка к одёжке пришит, а он вот один остался – никто не обругает, никто и не пожалеет. Варька, хоть и была безмерно скандальна, но сама любила иной раз к бутылочке приложиться. Всегда у неё имелась секретная заначка…
Дядя Ваня прошёлся по избе, заглядывая в шкафчики и тайники, пошарил по полкам. Нашёл давным-давно убранную в дальний угол чулана «липку». В том сапожном чурбачке, в серёдке отверстие выдолблено, чтобы инструменты складывать, а дядя Ваня в нём «неприкосновенный запас» держал. Только и «липка» оказалась пуста. Всё выпито.
Всё сказано, всё сделано.
«Куда я теперь? Зачем я теперь?» – сел дядя Ваня на лавку и заплакал, тоненько подвывая и раскачиваясь из стороны в сторону.
Опять со скрежетом высунулась из своего окошка кукушка, кукукнула один раз – половина, значит. Какого? Проморгался, глянул на циферблат – шестого. Утра? Нет, пожалуй, всё-таки вечера.
Дядя Ваня отёр ладонью мокрое лицо, ещё чуток посидел бездумно и вышел во двор. Медленно добрёл до огорода, обошёл гряды, засеянные неутомимой Варварой. Свекла,
