во всяком случае, так мне тогда казалось.
И Иван выглядел парнем не промах: высок, широк в плечах, с сильными руками и выразительными чертами лица, с темными блестящими прямыми волосами, которые он всегда зачесывал назад. Из них, и правда, могла получиться отличная пара. Но что-то было не так… Что-то не позволяло поверить в счастливый конец. Возможно, мне не понравилось, что он вещал, а она только слушала и поддакивала. Жаль, что я не могла расслышать их разговоры. Слишком далеко сидели они от моей дырки! Насторожила меня и разница между ее смиренным взглядом и его самодовольным выражением лица. Да и одет он был в модные широкие брюки и черное двубортное пальто, а Анькино малиново-синее клетчатое пальтишко было сшито когда-то бабушкой Глашей по простой деревенской выкройке. Не подходили они друг другу. А может быть, в тот момент я не должна была делать таких выводов или это было предубеждением? Ну нет, все-таки я знала, чувствовала, что именно было не так! Иван был эдаким всеобщим женихом. Он принадлежал всем деревенским девушкам сразу, а не одной-единственной Анюте. Это было написано на его самовлюбленном лице. Нюхом я это чувствовала, а мой нюх не мог меня подвести. Смотря на них вместе, я увидела всего лишь блеклую мечту, которой не судьба осуществиться. И чем больше я глядела на них, тем меньше сомнений в обреченности этого романа у меня оставалось. Пустота распирала сердце…
Удивительно, но, несмотря на то, что мои страхи оправдывались, мне стало легче, когда я их увидела своими глазами. О, боже правый, до чего я докатилась! До подглядывания в дырку! Но все же я думала, что если все происходит недалеко от меня (а фактически, на моих глазах!), то ничего плохого случиться не может… Когда я видела мою Анюту, боязнь потерять ее необъяснимым образом уменьшался – как будто это и впрямь могло зависеть от расстояния между нами. Я не знала, почему мне необходимо быть по другую сторону забора. Не было у меня объяснения. Только была я уверена, что мое место – рядом с ней. И точка.
Однажды из своего окна-дупла я увидела, как Иван приблизился к Ане слишком близко, как его губы дотронулись до ее губ, а его рука с ее юбки переместилась в щель между Анькиными коленками. Вот тогда-то я впервые засомневалась в правильности моего там нахождения. Лучше бы не было меня сегодня за забором, лучше бы я задержалась. Чтоб я, в конце концов, испарилась или растеклась по траве ручейком… Но теперь уже поздно. Я здесь. И не могу оторваться от своего «экрана» размером в пятикопеечную монету…
Это стало зависимостью. Если я приходила из школы, а Аньки дома не оказывалась, я не могла заставить себя остаться дома. Вернее, в моей больной голове даже мысль такая не возникала. Я бросала портфель и бежала к клубному забору. Шла я не по улице, как в первый раз, а задворками. Так хранился в тайне путь к бывшему дуплу. Пробиралась я через кусты и сорняки, перешагивала через лужи, шла по небольшому овражку, надеясь,
