шуме полностью теряют возможность слышать.
– Слышать что?
Не знаю. Наверное, слышать то, что слышно в пустоте. Я не уверен. У блаберидов, в сущности, нет вопросов: на все вопросы они находят быстрые ответы из набора, который им предлагают. Они никогда не спрашивают, кто предлагает этот набор. Их вполне устраивает, что в нём есть чёрное, белое и все оттенки серого. Вы либо патриот, либо либерал, либо логик, либо мистик, либо физик, либо лирик. У них всегда два знаменателя, которые никогда не приводятся к одному. Всегда есть правила игры, которым они хотят себя подчинить.
Блабериды никогда не бурят вглубь.
– Потому что боятся?
Может быть, боятся. Или им просто неинтересно. Зачем рисковать, когда на поверхности всё благополучно?
В сущности, они просто тараканы в банке.
– Может быть, банка защищает их?
Может быть. Даже вернее всего. Это вообще очень удобно – держать тараканов в банке. Держать в ней самого себя. Думать, что мир за стеклом состоит только из бликов и отсветов. Иногда мне кажется, что другой мир существует, но у меня нет доказательств. Он слишком неочевиден. Это сложно описать в словах. Нужно синхронно чувствовать, чтобы понять.
– А вы считаете себя блаберидом?
Конечно. Я просто скольжу вдоль стекла и вижу своё отражение.
– Вы сказали – отражение. Ваше отражение существует по эту или по ту сторону стекла?
У меня странное отражение. Иногда оно может оживать. Может быть, это мой воображаемый брат. Это какая-то игра ума. Если оно и существует по ту сторону стекла, мы не общаемся. Наверное, стекло непроницаемо.
– А существуют не-блабериды?
Всегда существует что-то противоположное. Я думаю, не-блаберид есть в каждом человеке, но мы предпочитает о нём забывать. Нет блаберидов по рождению. Блаберидами становятся для простоты. Если в доме есть лифт, мы не ходим на 18 этаж пешком.
– Что говорит о блаберидах Братерский?
У него много теорий. Он считает их заготовкой для тоталитарного общества. Чем-то вроде термитов: социальных существ, не способных к самостоятельной эволюции.
Когда-нибудь интернет станет нашей реальностью. И люди окончательно потеряют способность отличать правду от вымысла. Им этого будет ненужно. Каждый человек – это, в сущности, маленький социальный транзистор. И чтобы транзисторы были взаимозаменяемы, они должны быть максимально просты.
Думаю, сам Братерский видит себя на вершине этих пирамид. Он любит рассуждать о концепции сверхчеловека.
– Вернёмся к вашему отражению. Вы сказали, оно может оживать. Подумайте о нём. Подумайте о своём брате. Что приходит на ум?
Ровным счётом ничего.
– Вы о чём-то подумали.
Я не знал, о чём я думал. Всё как в тумане.
Я вдруг почувствовал Танцырева где-то у своего плеча. Он протянул мне пачку старых фотографий, чёрно-белых и цветных. Краски на них желтили,
