сказала Алиса.
– Алиса?!
– Она только что ушла, – лицо Оксаны стало растерянным.
Я заскочил в палату, погасил настольную лампу и прильнул к стеклу. Я никогда не видел Алису в зимней одежде, но сразу узнал её по тонкости фигуры, которая удалялась между старых сосен.
Я вылетел из палаты, сбросив по дороге шлёпанцы, пересёк вестибюль и выскочил на улицу. Влажные стопы прилипли к камню, словно крыльцо было облито сиропом.
– Алиса!
Ворона шумно поднялась с ветки и тяжело полетела в сторону диспансера. За забором мелькали тени. Может быть, она сразу села в машину? Или пошла через дворы к остановке?
Оксана выскочила следом и потащила меня обратно. От моего халата понимался пар.
– Ты с ума сошёл? После бани на мороз! Мне голову оторвут!
– Блин! – мне было жаль Оксану, но досада оказалась сильнее. – Сложно было, что ли, попросить подождать?!
– Ну, Лёня сказал, ты уехал. Прости, я не подумала. Ты позвони ей.
– Ладно, – ответил я примирительно.
Телефона Алисы я не знал. Звонить было некуда.
По пути в палату я встретил депрессивного Илью Ланькова. Я думал, после той сцены в комнате отдыха он будет меня избегать, но он кинулся ко мне и доложил, что утром его выписывают.
Две недели в клинике не прошли даром: Илья выглядел здоровым. Он был сдержан, чуть надменен и циничен – в общем, готовился к возвращению в привычную жизнь. Он пытался шутить.
Все прошедшие дни Илья предавался самосозерцанию, но не разглядел в себе ничего. Весь его срок в клинике был посвящён лишь тому, чтобы ослепнуть окончательно. Это позволило ему не обращаться внимания на такие жизненные мелочи, как измены – собственные и супруги. Лодыжкин сумел его убедить, что счёт в этой партии на стороне Ильи.
Все его мысли занимала теперь лесопилка и проект кирпичного завода.
Губернатор
Веснушчатой Тоне, которую Мец считал своей дочкой, было лет двадцать, но выглядела она мило как школьница. У Тони были светлые кудрявые волосы вразлёт, словно их раздувало встречным ветром, а на её щеках паслись стада маленьких веснушек. Когда Тоня непроизвольно улыбалась чему-то внутри себя, веснушки приходили в движение, путались, смешивались и бегали друг за другом.
Я не знал, какого цвета Тонины глаза, потому что она никогда их не поднимала. Возможно, они были светло-карими под цвет её веснушек.
Я встретил Тоню на единственном занятии по арт-терапии, которое посетил. Она была насторожена как и всегда. Если к ней обращалась Наталья Вячеславовна, руководитель арт-кружка, Тоня прекращала рисовать и прислушивалась, как испуганный зверёк.
У Тони было потрясающее чувство цвета. Акварелью она рисовала бесформенные цветные пятна, напоминавшие детский сон, воздушные пейзажи и каких-то фантастических животных с необычайно живыми глазами. Она рисовала солнечные блики, которые играют на изнанках закрытых
