– масло! В очах рябит…
– Ну, коли рябит, круглым счетом говори!
– Круглым счетом – до сотни будет.
– Не меньше?
– Да и не больше.
– Ладно. Подай мне суму.
Подал суму апостол Петр, а Господь пошарил в ней рукой и достает горсть золотых. Положил на стол.
– Считай, Петр, не масло – монета.
Тот сосчитал.
– Ровно сто будет.
– Не меньше.
– Как раз.
– Ну, – говорит Господь вдовице, – это тебе, голубушка. Прими, сделай милость.
А та не берет.
– Господи! За что же это?
– А за похлебку. Сколько глазков – столько и монет.
– Что ты, батюшка! Да разве оно стоит?
– Стоит, милая, стоит, не сомневайся. Еще мы у тебя в долгу – дай срок, разочтемся. А пока суд да дело, покажи-ка ты нам, где ночь ночевать. Устали мы.
Уложила она их как могла. И сама в уголочке прикорнула. Спит и не спит: от радости, как от горя, плохо спится. «Чем, – думает, – завтра гостей своих потчевать буду?»
Утречком, чуть свет, вскочила она, один золотой в кулак, и скорей – к богатой соседке.
– Акимовна, благодетельница, продай ты мне мучицы, сделай божецкую милость! Да яичек, да сметанки, да молочка…
– Ишь ты! Продай! А платить чем будешь?
Та ладошку-то и раскрыла.
– Вот, – говорит.
Акимовна аж глаза распахнула.
– Где взяла? Клад нашла, что ли?
– Клад не клад, а вчерась, под самую под полночь… – и рассказала соседке про странников все как было.
Та и взвилась:
– Ах-ти мне, горе какое! Ведь и ко мне вечор странники эти стучались. Прогнала я их, матушка, сама прогнала, голубушка. Кто ж их, разбойников, знал. Деньги-то в суме не светят.
Отсчитала она соседке яичек десятка два, что помельче, сметанки отлила, что пожиже, да и говорит:
– Кумушка, голубушка, что ж тебе на них, иродов, разоряться! Вчера кормила и нынче кормить будешь? Дай-кось я их к себе покличу. Люди, видать, святые – от них и в дому светлее, и в мошне полнее.
Накинула платок на плечи – и к бедной соседке.
Стала на пороге – кланяется:
– Странички, люди божьи! Не погневайтесь! Милости прошу к нашему шалашу. Откушайте нашего хлеба-соли, ради Петрова дня.
Поклонились ей в ответ странники, с хозяйкой попрощались и пошли.
Привела их Акимовна в свои хоромы, за стол усадила. Сама ног не чует, вкруг стола так и летает. Что есть в печи – на стол мечи! Двенадцать перемен подала: три каши, блины, пироги, рыбное, студень, лапша… А уж щи-то, щи! Эдаких щей и царь не едал, – со свининой, с салом, и такие-то жирные, что будто ледком их подернуло.
Ест апостол Петр, похваливает.
– Вот это, – говорит, – полдник! Не чета вчерашнему ужину.
– Неспорно, – Господь отвечает, – вчерашнему не чета!
А
