прямо сказать, – золото, а мы за них один медяк пожертвовали. Справедливость-то господня где? Гляжу, а не вижу.
Вздохнул Господь:
– Эх, Петр, Петр, туда ли смотришь? Поверху ты глядишь, а поверху, известно, один жир плавает. Ты поглубже, поглубже зачерпни – со дна.
– А что на дне-то? Капуста?
– Нет, другого огороду овощь! Да что ж ты? Апостол! Капусту разглядел, а душу человечью не приметил. Сам-то посуди. Похлебка вчерашняя – дрянь, говоришь? Ну, верно, дрянь – похлебка, да зато баба – золото. А сегодняшние щи – золото, да баба – дрянь. Уразумел?
Ничего не ответил Петр-апостол. Сумный идет, раздумчивый.
– Ты чего? – спрашивает Господь. – Какая у тебя печаль?
– Да что, – отвечает апостол, – хожу я по стопам твоим с младых ногтей и о законе твоем размышляю день и ночь, а мудрости твоей никак не постигну. Хоть бы мне денек один – от восходу до закату – в твоем звании побыть. Может, и я бы, скудоумный, умудрился.
Усмехнулся Господь.
– Будь, – говорит, – по-твоему. Нынче ты именинник – надо тебя почтить. Господствуй, пока солнышко на покой не уйдет. Милуй, карай, молитвы принимай. С чего начинать станешь?
– В церкву пойду, – апостол говорит. – Молитвы принимать.
– Ладно, пойдем.
Пошли они. Идут лугом. А на лугу гусей! гусей! – как снег выпал. Травы не видать. И стережет гусей баба.
Приметила она странников и кричит:
– Страннички, а страннички! Вы не в церкву ли?
– В церкву.
– Погодите, и я с вами. Петру-апостолу свечку поставить.
Погладил апостол бороду.
– Похвально, тетка, – говорит, – пойдем. Только гуси-то твои как? На кого оставишь? Кто их без тебя беречь будет?
А баба не сомневается.
– Пусть, – говорит, – Господь бережет. Он всевидящий, доглядит.
Тот так и стал. А Господь эдак тихонько, под самое ухо, говорит ему:
– Ну, брат, не постыди упования.
Что тут будешь делать? Сел Петр-апостол на пенек и весь денек – до закату солнечного – гусиную обедню слушал. А как солнышко на покой ушло, воротилась баба.
– Слава тебе, Господи, – говорит, – целы мои гуси!
Встал апостол, размял ноги и говорит ей строго:
– Ты, баба, вот что: ты на Бога-то уповай, да и сама не зевай. Мыслимое ли дело, чтобы Господь за тебя гусей стерег. Ныне ты его в гусятнике поставишь, а завтра куды? К печке? Щи варить? Ой, баба! Смотри у меня!
И пошел себе. А Господь уже при дороге стоит. Ждет.
– Ну что, Петр, – спрашивает, – умудрился?
– Да вишь, как оно обернулось, Господи, – Петр отвечает. – Большую власть ты мне дал, да на малые дела.
– А Богу и малое не малó, и великое – не великó.
– Темны слова твои, Господи.
– А ты вникай. Слова темны, да мысли светлы.
И пошли дальше. Господь – впереди, апостол – позади, как полагается. А на селе праздник, пьют, гуляют…
