умерла ваша тетка – но даже теперь он сумел удержаться от первого порыва.
– Моя сестра скончалась, лорд Хоуп…
Переминаясь с ноги на ногу, сыновья стояли перед ним с минуту, но он их не видел. Младший из близнецов, наконец, потянул брата за рукав, пошептался, они выразили соболезнование, откланялись. Граф едва заметил их уход и то, что они вообще уехали из Морпета на другой день. Он думал о Дженет Хоум Гамильтон, ныне покойной, только о ней одной.
Расставаясь, он ведь оставил ее на милость Большого Джона – а что понимал он? что мог подозревать? как обойтись с ней в итоге? Глупцом зятя не назвал бы никто. Вся жизнь, каждая их встреча с Джен проносилась у Патрика перед глазами, и в каждой находил он то, что могло бы стать смертельным для ее брака, для жизни самой, и, видит Бог, он не мог бы назвать себя непричастным и невиновным. Как же безрассудно он обходился тогда – старший брат, мужчина – с ее доверчивостью, с ее горячностью к жизни, которой не должен был поощрять, не должен был пользоваться! Те роды ее прошли благополучно, но следующие уже не пощадили ни красоты, ни молодости, ни жизни. Она и не желала часто рожать, а теперь двое родов, одни вслед за другими… «Или он может оказаться жесток со мной, станет насиловать и бить» – он уперся лбом в ставни окна, скуля гэльские ругательства, прокусывая губу до крови, чтобы не орать в голос, когда так уместно вспомнилось… она ведь выходила замуж за Джона от того только, что ожидала от него иного отношения, но кто расценит, как принуждение, то, что муж хочет свою жену, когда ее дело – покорно исполнять долг? Что увидел тогда в их прощании Большой Джон и что он узнал после, решив расквитаться с Джен таким способом? – этот вопрос Патрик Хепберн задавал себе бесчисленное множество раз и не имел ответа. Какое идеальное убийство, даже не придется идти на исповедь! Всего лишь – взять ее, когда она не хочет, ибо так заповедал Господь – плодиться и размножаться. Женщина уязвима, и более всего уязвима в родах, теперь-то он это знал слишком хорошо. Что там было? Была ли при ней годная повитуха? А лекарь? Нашли ли мэтра Ренье? Почему сложилось не так, как всегда – Джен, смеясь, говорила, что рожает, как кошка, что приходской священник ею недоволен, ибо в муках обязана производить чад… Кровь, пропитавшая насквозь сорочку и постель Марион, «Патрик, я не хочу умирать!», лукавое лицо Дженет, улыбка, прядь волос, выпавшая на лоб из-под французского чепца, «мальчишку назову в твою честь, если позволит муж»… все это мешалось в его памяти, замещалось одно другим, рвало душу в клочья, назойливо стояло перед глазами и жгло – слезами, которые просились наружу, но он стыдился и слуг, и себя самого. Обе смерти переживал заново, одну за другой – первую, в которой виновен был прямо, как он считал, и вторую, к которой причастен косвенно, тем, что пренебрег опасностью, не уберег. Две женщины, которых любил, две, которые были ближе всего его сердцу – и одна и та же участь. И это чудовищное бессилие, которое он теперь ощущал, было хуже всего,
