в спальню отца была распахнута настежь, и Айк осторожно заглянул туда. Эдвард спал; восходящее солнце, пробиваясь сквозь окно в мастерской, бросало на постель и на пол свежие, сочно-желтые лучи. Спанье допоздна не входило в привычки отца, значит, он и правда вернулся под утро. Не стоит его будить.
Восторг бурлил в Айке, и он едва удержался от того, чтобы вскочить на постель и начать прыгать по ней, как он делал малышом.
Отец при этом сердился, а мама смеялась. Её смех, казалось, обезоруживал Эдварда. Он живо вскакивал, снимал Айка с постели и выставлял за порог, наградив напоследок легким шлепком. И быстро запирал за ним дверь…
Воспоминание было неожиданным и четким – Айк невольно прижал ладонь к груди, опасаясь, что буханье сердца разбудит отца. Путаясь в одеяле и хихикая, сбежал по лестнице в кухню.
Огонь в плите погас, но одежда Айка успела просохнуть. Он поспешно натянул её, хлебнул воды и выскочил во двор. Пробыл там не больше минуты, и, вернувшись, как на крыльях взлетел вверх по лестнице.
Есть не хотелось, да и какая уж тут еда! Время уходит!
Раз отец спит, можно спокойно воспользоваться его столом и чернилами. Да если и проснется, что такого-то? Не убьет, наверное, Айк ему ещё нужен. Кто, кроме него, будет заниматься всей этой дрянью?
Айк усмехнулся и бережно, словно лаская, разгладил лежащий перед ним чистый лист. В этот миг «вся эта дрянь», омрачавшая каждый день его жизни, неожиданно легко исчезла из его мыслей.
Он обмакнул перо в чернильницу и, задержав дыхание, заново вывел первые слова: «Доброго дня, Крисси!».
А потом шел по городу обычным стремительным шагом, но теперь спешка была вызвана не желанием побыстрее дойти и убраться с улиц, а просто Айк и правда торопился. Он шел, подставив лицо солнцу, которое, казалось, грело, как никогда.
Небо было ярким и чистым, словно месяц непрерывных дождей отмыл его до блеска. От мостовой и стен домов поднимался пар, в воздухе разливалось тепло. Весь город как будто посвежел и встряхнулся, даже вонь слегка ослабела.
Повеселевшие горожане высыпали на улицы и перекликались бодрыми голосами.
Айк знал наперечет утренние звуки и узнавал голоса людей. Он шел, сжимая в ладони заветное письмо, а любовь росла и ширилась в нем с каждым шагом. Удивительным образом он любил сейчас не только Крис, Джори, своих родичей – он любил весь Вьен, и лес, и другие города и страны. Весь мир, казалось, могла охватить и согреть его любовь.
Люди ненавидели Айка без всякой причины, просто за то, что он родился под несчастливой звездой Свершителя. Но сейчас он любил так сильно, что простил их.
И тут же ощутил, насколько на самом деле слаба и ничтожна эта ненависть. По сравнению с его великой любовью она была… ничем. Она не стоила того, чтобы даже замечать её. Как мог он, безумный, позволять ей уродовать свою душу?! Как мог страдать оттого, что никогда не смешаться ему с этой толпой? Окруженный ненавистью людей, он чуть не уподобился им.
Но теперь всё будет по-другому.
Он
