увы, он теперь сознается. Пускай-де отныне
Больше никто не боится его: он свято поклялся
Мясом вовек не питаться! Дал он мне рясу пощупать,
Даже нарамник; свидетельство мне предъявил он
От настоятеля; и, чтобы не было вовсе сомнений,
Он показал власяницу под рясой, сказав на прощанье:
«Будьте же, бог да хранит вас, здоровы! Немало осталось
Дел у меня: прочитать еще следует «Сексту» и «Нону»,
Кроме того, еще «Веспер». Стал на ходу он молиться,
Зло замышляя в уме, нам замышляя погибель…
Я, с просветленной душою, к семье поспешил – поделиться
Радостной вестью о грамоте вашей. Семья взликовала!
Если уж Рейнеке схимником сделался, знать мы не будем
Горя и страха!.. Впервые с детьми я отважился выйти
За монастырские стены. Как рады мы были свободе!
Нам она скоро бедой обернулась! Залег за кустами
Лис вероломный и, выскочив, путь нам к воротам отрезал.
Лучшего нашего сына схватил и унес он, проклятый!
Тут нам спасенья не стало! Уж раз он отведал куренка, —
Так и повадился!.. Ни егеря, ни собаки не могут
Нас от злодея теперь ни днем, ни ночью избавить.
Так вот и перетаскал он чуть ли не всех моих деток:
Двадцать имел я, остался пяток. Остальных он зарезал!..
Сжальтесь над горем горчайшим! Вчера задушил он, разбойник,
Дочь мою также! Собаки спасли только труп бездыханный.
Вот она, жертва его! Пусть ваше откликнется сердце!..»
Слово король произнес: «Подойдите-ка, Гримбарт, взгляните:
Так-то постится отшельник ваш, так он грехи искупает?
Год бы еще мне прожить, он истинно каяться будет!
Впрочем, что пользы в словах! Послушайте, бедный мой Геннинг:
Дочери вашей отказа не будет ни в чем, что по праву
Воздано мертвым должно быть – ей будет «Вигилия» спета,
Почести будут оказаны при погребенье, а после
Мы с господами баронами кару убийце обсудим…»
Тут же король приказал «Вигилию» спеть над покойной.
С «Domino placebo»[19] начали певчие петь и пропели
Все стихи до конца. Указать бы я мог и подробней,
Кто из них лекцию, кто респонсории пел, но уж слишком
Много потребует времени это. Не стоит, пожалуй…
Труп схоронили, могилку накрыли красивой плитою
Мраморной, словно стекло, отшлифованной, грузной,
Толстой, солидной. И крупную, четкую высекли надпись:
«Тут Скребоножка покоится. Геннинга дочь. Между куриц
Всех яйценосней была и скребла замечательно землю.
Ах, лежит она здесь, убиенная Рейнеке-лисом,
Пусть же узнает весь мир о злодействе его и коварстве!
Плачьте
«Господу богу угоден» (
