окне бледное бабушкино лицо. Плевать.
Динарка, не дожидаясь помощи, поднимается со скамейки и нетерпеливо вздыхает.
– Правда, ну пойдёмте уже, – зовёт Женька, и только тогда Андрюха с Нуриком наконец бросают игру.
Нурик торопливо ссыпает фигуры в коробку и бежит к раскрытому настежь окну их кухни. Подпрыгнув, он закидывает шахматы на подоконник и летит догонять нас.
Гороховое поле близко, нужно лишь пройти по узкой дорожке между высоким забором стадиона и стеной из кустов акации на краю парка, перейти по мостику через канаву и промчаться по огородам стоящих поблизости домов. Поле тянется далеко-далеко, насколько хватает взгляда, и даже дальше. Справа вдоль него петляет глубокий овраг, а за ним дорога и кладбище.
Набив тощими стручками карманы, мы садимся на краю обрыва. Наша возня тревожит песок, и он пластами съезжает вниз, где поблёскивает жалкий ручеёк. Невдалеке пасётся привязанный к колышку рыжий телёнок. Он с интересом смотрит на нас и бьёт себя по бокам хвостом с грязной кисточкой на конце.
Мы принимаемся за еду. Раскрываясь, стручки жалобно щёлкают под пальцами. Я осторожно вынимаю из блестящих створок крохотные сладковатые горошины и с наслаждением давлю их языком о нёбо. Горох ещё не созрел, не огрубел и не начал горчить. Совсем как моё едва завязавшееся лето.
Мы долго сидим в молчании, то и дело щёлкая стручками и небрежно сбрасывая кожурки вниз. Я снова не знаю, о чём говорить с друзьями, по которым скучала весь год и к которым стремилась всей душой. И они, похоже, чувствуют то же самое. Это молчание невыносимо, оно, как кислота, разъедает и портит всё то, что было между нами прежде.
Женька не выдерживает первой. Она резко поднимается, стряхивая с подола недоеденные стручки и начинает спускаться вниз. Её ноги тонут в песке, который несёт её, словно лавина. Мы наблюдаем, как она ловко приземляется у воды, скидывает кроссовки, заходит в воду и громко охает. Вода в ручье ледяная, я ощущаю её холод своими ногами, хотя стоит в ней Женька.
Но она быстро привыкает, начинает прыгать и плескаться, так, что брызги разлетаются во все стороны бриллиантовым дождём.
От её хохота пузырь тишины лопается, и всё приходит в движение. Динарка вскакивает и подбегает к краю обрыва. Женька зовет её, и она что-то кричит в ответ.
Нурик с Андрюхой уже негромко беседуют о своём, словно кто-то ненадолго поставил их разговор на паузу, а теперь включил снова.
Я оборачиваюсь.
Колька вытянулся на траве чуть поодаль от всех. Одна рука его согнута и прикрывает глаза от солнца. Локоть торчит вверх, и в рукаве футболки видны длинные тёмные волоски. Видеть их почему-то неловко, и я перевожу взгляд. Другая Колькина рука откинута в сторону. Кажется, что он спит, но если присмотреться, заметно, как он протягивает травинки между пальцами, словно хочет разгладить. От этого на его руке красиво напрягаются мышцы, и мне очень хочется до них дотронуться.
Чтобы не смотреть на такого красивого Кольку, я встаю и иду прочь.
Никто не замечает моего ухода.
Телёнок
