щёлкнул её по носу. – Я – пройдоха, подлец и грубиян. Но тебя я в обиду не дам! Никому. Слышишь?! Значит, решено? Едем!
Тут с Наира спало оцепенение, и он зашипел, как рассерженный кот:
– Эл, ты что рехнулся? Ты думаешь, что говоришь? Куда? Куда ты её зовёшь, можно узнать?
– Всё равно куда, лишь бы подальше отсюда, – холодно ответил атаман.
Наир отодвинулся на край стола, поманил Эла пальцем и шепотом принялся втолковывать Ворону сотню доводов, отчего девочку забирать отсюда нельзя:
– Смею тебе напомнить, друг, что мы не на увеселительной прогулке. Куда ты её хочешь с собой тащить? В столицу? Или на Север? Нам жутко не хватает малолетнего ребёнка! Ты увезёшь её из семьи, а что дальше? Прости, Эл, но родитель из тебя никудышный! Ты ничем не лучше этого пьяного сапожника. Вся твоя жизнь – прогулка по краю пропасти. Тебя могут убить в любой момент! Что тогда будет с ней? Эл, ответь мне! Пойми, мне тоже жаль эту девочку, но я понимаю, что у меня нет права вмешиваться в её судьбу, брать на себя ответственность за её жизнь, потому что я не уверен, что смогу изменить эту самую жизнь в лучшую сторону…
Доводы, к слову, были довольно веские и трезвые. Эл и сам понимал, что они не на прогулке, и ребёнку в дальней дороге не место, и вообще, атаман сам – голь перекатная, разве он сможет дать этой девочке то, что маленькому ребёнку надо.
У него самого не было так много умных доводов. Только один. Нельзя её здесь оставлять – пропадёт!
Граю бросила свой пирог и, прислушиваясь к их спору, всё больше грустнела. Настя попыталась её утешить: по голове погладила и что-то нежное шепнула. Но у девочки уже слёзки заблестели на глазах.
Вот и всё! Думать больше нечего. Это решило всё. Эл понял одно: он не может видеть слёзы на бледных щёчках этой мелюзги.
– У тебя нет права вмешиваться в её судьбу, а у меня нет права не вмешаться! – решительно заявил разбойник. – Наир, я всё это видел! Видел сотни раз! Пьянки да побои, пинки да затрещины. А в глазах мутнеет, потому что уже третий день ничего не жрал. И никому нет до тебя дела, и помощи ждать неоткуда, потому что никто не желает «вмешиваться и брать на себя ответственность». И слоняется по кабакам ватага одичалых таких «воробышков». Подрастают они и превращаются в воров и уличных девок. Иного не дано! Такая судьба ждёт всех бродяжек.
Эл тяжело вздохнул.
– А я не хочу этого, Наир! Не хочу, чтобы в нашей проклятой орде стало одной заблудшей душой больше. Пусть Лиэлид, и владетели земель, и наш доблестный король строят планы по спасению всего мира, а я так скажу: не надо спасать всю Кирлию! Это просто земля. А живут на ней люди – вот им и надо помогать! Я сегодня этому цыплёнку помогу, ты завтра – кому-то ещё, Рыжая – третьему. И тремя несчастными меньше будет… Вот так и надо беды и зло изничтожать!
Ушастик ничего на это возразить не смог.
– Я знаю, Наир, что я не лучший, кто мог бы позаботиться о Граю, но выбора нет. Оставить её здесь я не могу – ей нужно помочь.
