ты какая! Укусить меня хотела…
Эливерт улыбнулся, разглядывая её теперь уже вблизи. Славная девочка. Глазёнки так и светятся! Такая малюсенькая, хрупкая, смешная. А, видно, вырастет – красивая будет девка. И сейчас уже… такая… Невозможно ей не улыбаться.
Малышка в ответ на его слова опустила глазки в пол.
– Простите, милорд!
– Ой, ты и говорить умеешь? – хмыкнул атаман. – А я думал – совсем немая! Ты откуда такая, пичуга? Худенькая, заморённая, а?
– Я живу тут, в Берфеле, милорд, – для такой крохи девочка казалась чрезмерно серьёзной.
– Ха! Милорд! Нашла благородного! – Эл весело подмигнул своим друзьям и снова обратился к девчушке: – Есть хочешь, цыплёнок?
Она не ответила ничего, скромно уставилась в пол, чтобы глаза не выдали её дикий голод, но ответа Ворон и не ждал.
– Ну и правильно! На глупые вопросы отвечать не следует. Чего спрашивать, ведь и так понятно. Ну, что сидишь, пигалица? Держи ложку! Ешь давай!
Эливерт сгрёб на огромное блюдо всего понемногу и поставил перед её маленьким носом.
– Это… всё… мне?
– Всё! – великодушно кивнул Ворон. – Будет мало – ещё закажем. Главное, чтобы ты не лопнула, пичуга!
Девочка не могла поверить. Взгляд её перебегал от одного лица к другому, словно она от каждого ждала позволения. И лишь когда Настя и Наир улыбнулись ей мягко, она начала подозревать, что всё это не злая шутка, и не сон волшебный.
Малютка накинулась на еду со волчий аппетитом. Атаман боялся, что бедняжке с голоду плохо станет, но останавливать её не решился. Пусть лопает! Когда ещё так накормят. Вот уедут они сейчас прочь, и снова она будет каждую кроху выпрашивать.
– Н-да-а, – усмехнулся Эл, – а аппетит-то у тебя звериный, пигалица! Теперь понятно, почему ты меня цапнуть пыталась – съесть хотела, да?
– Простите, милорд!
Она улыбнулась, разгадав по глазам, что атаман вовсе не сердится.
– Да ладно, сам виноват. Нечего было хватать тебя. Но я решил, что ты хочешь удрать, так и не позавтракав… И… я – не милорд.
На попытки девочки затолкать в ротик всё и сразу без улыбки смотреть было невозможно. Но улыбка выходила грустной…
Светлые Небеса, ну отчего же вот так? Великая Мать, если ты есть, почему ты допускаешь вот такое? Разве место здесь, в пропитом грязном кабаке, для этого птенчика желторотого? Почему ты позволяешь страдать вот таким крохам? За что? Чем эта пигалица провинилась перед тобой?
Худая – насквозь светится. Ручки – пальцем переломить можно.
Девочка закатала широкие рукава своего балахона, чтобы не падали в тарелку. И Эливерт рассмотрел страшные иссиня-черные пятна синяков на смуглой коже ребёнка.
Лучше бы не видел! Ведь поднялась же рука у какой-то твари на этого цыплёнка!
Наир и Дэини дружно подкладывали девчушке
