греческие герои, иронически названные Аркашей «всадниками наоборот» и «не в коня кормом» и спрятанные внутри лошади, были втащены обрадованными троянцами через пролом в стене в свой несчастливый город. Ночью «всадники» перебили троянскую стражу и открыли городские ворота, а Аркаша, вовремя развернувший греческие корабли обратно на Трою, закрепил победу данайцев.
За десять лет осады мечта о Трое превратилась у греков в подобие мании, и теперь они вполне маниакально овладевали городом с тем же неистовством, с каким вообще жили и умирали в ту суровую пору. Каждый грек овладевал городом самостоятельно, в соответствии со своим умением и темпераментом, и Аркаша быстро простился с надеждой хоть как-то сорганизовать их. Он шёл по вожделенному городу, с любопытством разглядывая дворцы, которые вспыхивали у него на глазах, салютуя победителю. В их салютном свете Аркаше виделись мужи с распоротыми животами и жёны в разорванных туниках. Ему интересно было глядеть на их распоротые животы и разорванные туники: то были не чужие ему люди – за десять лет он перезнакомился почти со всем городским населением.
Когда Аркаша, поплутав по городским проулкам, дошёл до царского дворца, всё было уже кончено. Победители делили трофеи. Аркаша из этических соображений от своей доли отказался.
– Возьми хотя бы наложницу, – взмолился Агамемнон, подводя к нему одну из царских дочерей. – Это – Поликсена, невеста Ахилла. Ну Ахиллу-то невеста уже ни к чему.
«Хороша, как моя Кли37 лет десять назад», – подумал Аркаша.
Но сказал Аркаша другое:
– Нам чужих невест не надо, а вот от чужой жены я бы не отказался. Помните, друзья, я всегда открыт для таких предложений.
Поделив трофеи, данайцы захотели обратно в Европу, ибо где ещё в мире можно спустить эти трофеи с такой лёгкостью и с таким блеском, как не в Европе?
– В Европу! – закричали они. – Даёшь Европу!
– Даю Европу, – эхом отвечал Аркаша. – Берите её, не зевайте!
Европа начиналась за Геллеспонтским проливом38. Первое, что увидели греки в Европе, была тень отца Неоптолема39, смятенно метавшаяся по берегу.
– Он не отбрасывает тени! – заметил наблюдательный Одиссей.
– На то оно и тень, – тут же объяснил Аркаша.
– Ужасный дух! Чего он хочет? – спрашивали греки, сбиваясь в кучки и кучками же пятясь к проливу.
– Он ждёт вопроса40. Твоего, Неоптолем, вопроса, – объяснил Аркаша, отбиваясь от попыток создать вокруг себя очередную пятящуюся кучку.
После Аркашиных слов дух не выдержал – его прорвало:
– Мне не нужны дурацкие вопросы! В «Что? Где? Когда?» сыграете потом! Вот тут вы все – живые и с добычей, а ваш герой – и мёртвый, и пустой! Но мне не нужно здесь ни золота, ни кубков, верните мне единственное – то, на что имею право лишь один я – мою невесту, Поликсену. Ты, Неоптолем, мой славный взрослый мальчик, недрогнувшим мечом отправишь прям в мои
Кли – сокращённо от Клитемнестры (жены Агамемнона, сестры Елены).
Геллеспонтский пролив – ныне Дарданеллы.
Тень отца Неоптолема – т.е., Ахиллеса.
Он ждёт вопроса – согласно средневековым представлениям, призраки не могли заговаривать с людьми первыми.
