воплями картину недоброго знамения.
Прекрасно ориентируясь на местности, главарь шайки разбойников Митя Борода быстро взбирался на гору. Принятый недавно в разбойники, бывший запорожский казак Хома Окунь едва поспевал за своим шустрым товарищем. Прошлогодняя листва, щедро смоченная недавно прошедшим дождиком, наполняла свежий лесной воздух пряным запахом. Увлажнённый лист не шуршал под ногами, а легко проседал под тяжестью тела. Корявые следы, оставленные на воздушном ковре из листьев, приметны были издалека. Осторожный Борода то и дело расчётливо сворачивал в разные стороны, ловко заметал следы, умело используя для этого плотные островки из намытой сели. Наконец, густой лес закончился, и они, тяжело дыша, вышли на открытую со всех сторон макушку горы. Схоронившись в густой траве южного склона, прикрывшись ладонями от яркого света полуденного солнца, с высоты птичьего полёта внимательно оглядели бескрайнюю гладь равнины лимана. Стая дельфинов, недалеко от берега взяв в плотное кольцо косяк рыбы, не спеша, по очереди, утоляла голод. На пиршество со всех сторон спешили прожорливые чайки. Не найдя глазами предмета своего долгожданного вожделения, Митя смутился. Его злые глаза прямо-таки буравили наивные очи не на шутку испугавшегося Окуня.
– Не серчай, атаман. Обожди чуток. Близко они уже. Сердцем чую, – с жаром заговорил Хома и, зарабатывая расположение у своего грозного товарища, попытался простодушно улыбнуться.
Оценивая неестественную гримасу как издёвку, Митя опустил руку на рукоять дорогого пистоля демидовской работы. На широком лбу Окуня выступил крупными каплями пот. Аккуратно скрывая своё внутреннее напряжение, Хома продолжал глупо улыбаться. Митя тяжело вздохнул. Убрал руку с оружия и, зарывшись ею в густых космах своей бороды, задумался. Постепенно гнев в его глазах сменился на милость.
– Ты покарауль их, Хома, – незло распорядился Митя, – а я пока поразмыслю чуток, как жить дальше будем.
И он тут же беспечно растянулся на успевшей уже подсохнуть траве. Пред глазами, в глубине тёмно-голубого неба, парил орёл. В последнее время Митя Борода всё чаще и чаще анализировал свою прошедшую жизнь, и то, что в ней было больше дурного, чем хорошего, очень удручало его. По зову своего сердца присягнул он чудесно спасшемуся царю Петру Фёдоровичу. В составе отряда Наумова командовал сотней. При штурме города Оренбурга одним из первых вскарабкался на крепостную стену. Одержимый яростью и кровью, увлекая своих людей за собой, крушил саблей всех попадавшихся под руку, пока не нарвался на бравого гвардейца. Тот оказался не из робкого десятка, быстро охладил пыл разбушевавшегося Мити. Не без труда оттеснил своей стремительной атакой его обратно, на край стены и, бесстрашно глядя в глаза растерявшемуся пугачёвцу, прохрипел:
– Куда прёшь, сволочь! – И, вкладываясь всем телом в свой резкий удар, плашмя ударил саблей
