грамотно изложенный материал, он дотошно копался в каждой авторской строчке. И, либо принимал его душою, либо отвергал…
Много раз он подзывал к нашему столику достойно-услужливую хозяйку Софу, что-то заказывал ей, и снова, внимательно слушал меня, опустив седую голову на свой «пирожок» из ладоней.
Наконец он сказал:
– А теперь признайтесь: у вас, случайно, в спине не печёт?
Я его не понял:
– Что вы сказали?
– Или в затылке… у вас в затылке не болит? Вас всё время грела взглядом особа неземной красоты. Я думаю, вы недолго будете одиноким.
Я оглянулся.
За моей спиной все столики были заняты. Свободным оказался только один стул у ближайшего стола… И оставленная кем-то дымящаяся паром чашка с недопитым кофе.
8.
У подъезда дома, в котором я жил, меня ждала «несравненная» Ванда Речкнова… с режиссёром местного драм театра, прежде мне хорошо знакомым Вольдемаром.
Они попросили мою старую-старую пьесу-поделку об иноплпнетянке, прилетевшей на землю с какими-то преступными целями.
– Но это же – не искусство! – сказал им я в своей квартире. – Это – почти ученическая дребедень, не достойная большой сцены! Там же всё-всё отвратительно-пошло!
– То, что необходимо сейчас! – уверил меня Вольдемар. – Вы же поймите, мы голодаем из-за своей скромности! А тут появилась блистательная исполнительница роли вашей инопланетянки, Ванда! Она говорит, что уже познакомилась с вами.
Я очень устал. Порылся в книжном шкафу, нашёл, и протянул им старую папку.
– Спасибо! – с чувством сказала выбритая наголо Ванда, горячо прижимая папку к высокой груди.
Мы простились кивками своих голов. И в памяти, ненадолго, задержалась эта картинка: Ванда и я. Я и Ванда. Прощально киваем друг другу своими головами…
Засыпая в постели, я увидел летящего в небе, под солнечным зонтиком, кретина-себя.
Потом уже стоял с этим зонтиком над головой на крыше какой-то тропической хижины из красных пионов, срывал с себя одной рукой не успевшие растаять сосульки. А внизу, по тропической земле, бегали смуглокоже-озабоченные женщины в набедренных повязках и без лифчиков; радостно указывали на меня пальцами и что-то щебетали на своём языке…
« Где Цаш? – спросил я их на их языке.
– Он пАрит ноги, – ответили дружно симпатичные до невозможности женщины с изнывающими от страсти грудями. – Прыгай, мы тебя будем ловить!
Я, не зная их тропических нравов, но немного разбираясь в женских натурах, неприступно и категорично сказал на их языке:
– Я подожду Цаша здесь! Идите, и позовите его!
Они все опустили руки. Так и стояли. С опущенными руками и со вскинутыми вверх милыми лицами.
– Почему вы не носите лифчики? – спросил я с укором, походив немного по крыше из красных пионов.
– Потому, что
