достал из тени из-под куста узелок с едой, который брал с собой на всякий случай, разложил перед детьми.
– Вот каждому по кусочку сала, да хлебушка чуток, – старик отрезал сала, положил на небольшие кусочки хлеба, подал детям. – Это я на полдник себе, да, вишь, как оно…
Бутылку с молоком, заткнутую бумажной пробкой, оставил в своём узелке.
– Хоть оно и козье, пользительное во всех отношениях, но не надо вам молока, ребятки, – словно извиняясь, пояснил дед. – Неведомо, сколько вы не ели. А если молока хлебнёте, то и вообще…
Со слов мальчишки он узнал, что дети приехали к папе в Вилейку из Могилёва. Папа чуть раньше был направлен туда в райком партии.
– На усиление кадров, – поведал мальчишка. – Так говорила мама.
Девчонка согласно кивнула, подтверждая слова брата.
В первый день войны папа убежал в райком, а маме наказал добираться до Могилёва к его родителям, где они и жили до этого.
Мама так и сделала.
Но в тот день на колонну беженцев, которые пристроились к какой-то отступающей воинской части, налетели немецкие самолёты и маму тяжело ранило. Она ещё успела передать документы в узелке детям, а сама умерла уже к вечеру.
– Мамку похоронили у дороги, – продолжал рассказывать мальчик. – Там многих похоронили. И солдат тоже. В одной ямке. А мы пошли.
– Это ж где Могилёв, а где мы, – качал головой старик. – Тут и в мирное время вряд ли дошёл бы, а уж теперь – и подавно. Эк, куда вас занесло.
Девчонка во время разговора то тёрла глаза грязными кулачками, то поднимала их к верху, словно взывала к высшим силам, беззвучно шевелила губами.
– Как ни крути, что ни говори, хоть так поставь, хоть боком положи, но придётся, – дослушав мальчишку, старик принял для себя решение. – Конечно, Прасковея моя будет бурчать, ворчать, а куда деваться? Христиане мы, христиане, вот ведь как. А тут дети, да ещё и богом обиженная пигалица. Это значит, чтобы я душой страдал? Хуже нет страдать душой, вот как. И Прасковея страдать не хочет. Я её добре знаю.
Дед Макар принялся увязывать нарезанные прутья верёвкой.
Закинув вязанку за спину, повернулся к детям.
– Ну, пошли, – и направился в сторону деревни.
Пока шли, дед наспех придумывал историю, делился ею с детишками:
– Вы, детки, для всех будете внуками нашими. Запомнили: внуки вы наши с бабкой, внуки. Конечно, из Могилёва-города, не местные. Тем более и мальчонка говорит по-городскому. Мол, на лето приехали отдохнуть. А тут война, ни дна ей, ни покрышки. И вы, значит, с мамкой домой. Да, вишь, самолёты… ну, а дальше всё как есть: мамку убило, а вы ко мне обратно вернулись. О как! А вот про папку никому ни слова, поняли, детки? Нынче его работа, должность его не в цене, а в опасности. Скажите при случае, мол, папка остался в Могилёве, и вы о нём не знаете. Понятно я изъясняюсь?
– Понятно, дедушка, – ответил мальчик и глянул на сестру.
