в нужное русло, – а как же наш командир? Ведь у д’Артаньяна, насколько я знаю, нет слуги. Хотя это не соответствует его статусу… Или я опять чего-то не знаю?
– А он возьмёт с собой свою служанку, – хихикнул де Террид. – Видали её? Ужасно вредная старушенция! Он будет использовать её в качестве секретного оружия против ла-рошельцев, и крепость сдастся за считанные дни…
Припомнив своё знакомство со служанкой гасконца, Жак хмыкнул невольно, а его приятель между тем продолжил:
– Но если серьёзно, то я бы на вашем месте уже давно перестал удивляться всему, что хоть как-то связано с д’Артаньяном. И потом, когда мы прибудем под Ла-Рошель, в лагере будет куча народу, в том числе прислуги. Ну и местные станут приходить, в надежде подзаработать. Так что будет, кому следить и за нашими вещами, и за лошадьми. А нашему командиру, как правило, одалживает своего слугу де Бемо, тем более что тот крайне скромен в быту, это все знают. Вот так-то.
А потом кадет вдруг замолчал и толкнул д’Эстурвиля под локоть:
– О, глядите, на ловца и зверь бежит…
Жак обернулся и почувствовал, как сердце невольно пропускает удар.
В первый момент он даже не узнал лейтенанта.
Д’Эстурвиль привык, что тот носит обычно или простой мушкетёрский плащ, или видавшую виды дорожную куртку.
Теперь же на д’Артаньяне были камзол с золотым галуном – отличительным знаком лейтенанта – и шляпа, украшенная плюмажем из белых страусиных перьев.
Перевязь, на которой висела шпага, была не обычной кожаной, а украшенной элегантной вышивкой. Волосы, обычно убранные в небрежный хвост, теперь свободно лежали поверх дорогого кружевного воротника.
Всё это великолепие как нельзя лучше соответствовало холодному и высокомерному выражению лица, с каким гасконец въехал на казарменный двор.
– Ха, – сказал Жак, чувствуя, как начинает невольно улыбаться, – вы по-прежнему будете предлагать мне не удивляться, когда речь заходит о д’Артаньяне?
– Ну, это ещё далеко не самый роскошный наряд г-на лейтенанта, – возразил де Террид. – Вот закончится эта заварушка с осадой – посмотрите на него во время торжественного парада.
А потом кадет прищурился вдруг и хихикнул, словно шкодливый мальчишка:
– Вы видите, д’Эстурвиль? Я всегда знал, что наш командир – не промах!
– О чём вы? – изобразил удивление молодой человек, не желая показывать, что на самом деле следит за каждым движением гасконца.
– Приглядитесь хорошенько, – его приятель снова хихикнул. – В отличие от нас, лейтенант, по-видимому, очень весело провёл эту ночь. Славное же напоминание о себе оставила на прощание его белошвейка!
Лионец сощурил глаза и увидел, что д’Артаньян, несмотря на всю свою надменность, действительно выглядит неважно. Под глазами тени, лицо серое, уставшее. Нижняя губа напухла, а в углу рта темнеет кровоподтёк. Весьма характерный синяк, и д’Эстурвиль
