сухой травой, поставили блюдечко с молоком, положили несколько орешков.
Но бельчонок к еде не притрагивался, он забился в угол домика, печально глядел на своих «благодетелей» и время от времени тихонько повизгивал, точно звал маму.
А в доме готовились к празднику – дню рождения хозяина, отца Греты и Ларса. Мать и тётушка жарили и пекли на кухне, надо было им помочь, и детей вскоре позвали.
Ларе был послан за дровами для плиты, а Грета – в погреб за маслом для теста.
И дети забыли о маленьком зверьке, которого посадили под замок. Никто-никто за весь вечер и не вспомнил, и не подумал, каково-то ему в неволе! А бельчонок всё плакал и плакал и звал маму, и ни одна живая душа не слышала его.
А дальше… а дальше случилось то, что случилось, и никто этого не видел, потому что все возились на кухне у плиты. А видела только старая бабушка, у которой уже не было сил заниматься спряпнёй. Молодые хозяйки завозились дотемна, а старушка, которой нисколечко не хотелось спать, пододвинула стул к окошку в гостевой горнице и стала смотреть на двор. Из открытых дверей кухни на дорожку лился яркий свет. О том, что произошло на дворе и что она там ночью увидела, старушка рассказала всему семейству утром за праздничным завтраком. Только ей никто не поверил.
– Матушка, вам это всё приснилось, – сказал ей сын, – уверяю вас, потому что такого не могло быть, не о чем и толковать.
Старушка промолчала. После завтрака все гурьбой отправились посмотреть, как поживает пойманный бельчонок. Странное дело! Два прутика в колесе оказались перепиленными, и никакого бельчонка в домике не было и в помине.
– Куда же девался бельчонок? – растерянно спросила Грета.
– Так я же говорю вам, бельчонка унёс домовой! – стояла на своём бабушка.
Все опять подняли её на смех.
Но факт оставался фактом: клетка была сломана, и зверёк исчез.
4
А дело было так. Печальный Нильс брёл по лесу, низко опустив голову. Подумать только, до чего он дожил! Разве раньше стерпел бы он такие слова? Да и от кого? От какой-то белки! Показал бы он раньше этому Сирле! Но как же ему теперь быть? Как убедить всех этих белок-зайцев, жаворонков-зябликов, что Нильс Хольгерссон больше никогда-никогда в жизни не причинит вреда ни одному живому существу. Он сам узнал, что значит быть слабым и беззащитным. Но как им объяснишь? Слишком много дурного успел он сделать за свою короткую жизнь. Видно, мало было раскаяться, должно было пройти время, чтобы все убедились, что Нильс… Впрочем, пока он не Нильс. Пока он Тумметотт, которого и гуси-то, может быть, не возьмут с собой в Лапландию, пока он Тумметотт, который и родной матери не посмеет показаться на глаза…
Так он брёл в задумчивости, сам не зная куда, довольно долго. Еда ему не попадалась. Только встретился прозрачный ручеёк. Из него Нильс попил и погляделся, как в зеркало, в его светлую воду. Ничего не изменилось за это время. Всё тот же веснушчатый нос. И прямые льняные волосы, и всё такой же он маленький, каким сделал его домовой…
День уже клонился к вечеру, и Нильс, голодный и
