чем-то большим, чем временное увлечение и мимолетная влюбленность, если он отказывается разговаривать с ней? Как?..
– Уиннифред, ты меня слушаешь?
– Я… – Она заморгала, затем заставила себя отвлечься от своих переживаний и увидела, что Бесс ушла, а Лилли смотри на нее выжидающе. Уиннифред сконфуженно улыбнулась. – Извини. Я задумалась.
– Что-то ты сама не своя, – не преминула заметить Лилли. – Почему бы тебе не прогуляться после обеда? Свежий воздух пойдет тебе на пользу.
– А разве у нас нет никаких планов?
– Ничего такого, что нельзя было бы отложить на один вечер, и дабы это компенсировать, мы проведем за обедом еще одни расширенный урок столового этикета.
Удовольствие от предвкушения прогулки в одиночестве слегка померкло.
– Конечно.
Гидеон обогнул островок сосен и резко остановился. Там на камне, отмечающем границу земель Мердок-Хауса, сидела Уиннифред вместе со своей неизменной спутницей – козой. Никто из них не замечал его присутствия.
Сердце непроизвольно забилось быстрее. Это, похоже, случается всякий раз, как он видит Уиннифред. И он, кажется, всегда разрывается между необходимостью отвести от нее мысли и глаза и желанием полюбоваться подольше.
Второе он выбрал только один раз, на четвертый день своего заключения – как он начал называть свое пребывание в Шотландии, – когда Лилли вывела Уиннифред из дома, дабы попрактиковаться в грациозной ходьбе, по крайней мере так предположил он, наблюдая из окна своей комнаты.
Заинтригованный представлением, что женская ходьба – это нечто такое, что необходимо постигать путем проб и ошибок, он наблюдал, как Уиннифред ходит взад-вперед по грязной подъездной аллее со всей грацией строя пехотинцев, марширующих на бой.
Изящества ей явно не хватает, это нельзя не признать. Но нельзя не признать и то, что он находит гордую посадку ее головы и эту бодрую, решительную походку абсолютно очаровательными. В этой девушке он все находит очаровательным. Нет, больше чем очаровательным. Очаровательными находят живые цветы и пушистых котят.
Уиннифред Блайт – дьявольское искушение.
От зрелища золотистых прядей у нее в волосах, освещаемых солнцем, пальцы зудели, желая прикоснуться, а когда от мягкого ветерка тонкий муслин очерчивал фигуру, Гидеон тут же вспоминал, как она выглядела в брюках, наклоняясь, чтобы поднять упавшую жердь.
Он желал ее. Так же настоятельно и мучительно, как и хотел оставить ее в покое.
В тот день он отвернулся от окна.
И сейчас гадал, сможет ли незаметно уйти. За последнюю неделю он неплохо научился ускользать незамеченным – в Энскрам, в поле, в свою комнату или просто в дверь и по коридору, когда кто-то из дам внезапно появлялся в поле его зрения. Почему они постоянно возникают в поле его зрения? Ради всего святого, их же только две. Как же они вечно оказываются на его пути?
Он
