беспрерывно в течение недели.
Она находила свое новое окружение и свою новую жизнь в Мердок-Хаусе не то чтобы неприятными, но трудными. Они с Лилли жили в одной комнате с тех самых пор, как приехали в Шотландию, поначалу для удобства, позднее из практических соображений. Но теперь Уиннифред ложилась спать и просыпалась одна или с какой-нибудь незнакомкой в комнате, разжигающей огонь в камине. Она еще не решила, что хуже.
Она одевалась в изысканные платья, ей в изобилии подавалась изысканная еда на изысканном фарфоре и серебре, ее обучали изысканным манерам. Все, как казалось Уиннифред, было совершенно, бесспорно и раздражающе изысканно.
Она скучала по утренним прогулкам с Клер к речке. Скучала по свободе носить то, что ей нравится, говорить что думает и делать что хочется. Она скучала по чувству гордости из-за достижения чего-то осязаемого, будь то пойманная на завтрак рыба, починка сломанной двери сарая или даже стирка белья.
Уроки Лилли требовали большой отдачи, это так, но они не были чем-то, на что Уиннифред могла бы указать и сказать: «Это сделала я. Я сумела сделать это сама».
Конечно, она могла бы сказать это про уроки… если бы проявила какой-то талант к их заучиванию и запоминанию.
– Это действительно необходимо, Лилли?
Это был седьмой день, и они с Лилли сидели с прямыми спинами и скрещенными лодыжками в заново обставленной гостиной. Это был первый урок Уиннифред по искусству использования веера, и эта дурацкая штуковина из перьев и китового уса никак не желала ее слушаться. Она упорно норовила сложиться, когда Уиннифред помахивала ею, раскрывалась, когда она ею постукивала, и взметала облако перьев всякий раз, когда она ее резко складывала. Фредди уже вытащила несколько перьев изо рта и была уверена, что и в волосах у нее тоже перья.
– Эта штука явно неисправна.
– Ничего подобного, просто ты обращаешься с ним слишком резко. Это веер, а не молоток. – Лилли наклонилась, чтобы поправить пальцы Уиннифред, вцепившиеся в ручку. – И это необходимо. Общение с помощью веера вышло из моды, но я уверена, что сами сигналы признаются до сих пор. А вдруг ты сделаешь джентльмену предложение, сама того не зная?
– А джентльмен красивый?
– Дело не в этом.
– А жаль. Это было бы так смело, дерзко и чудесно порочно, если он красив. – Она пожала плечами и прикусила щеку изнутри, чтобы удержаться от смеха. – Если же он невзрачный, это было бы просто глупо.
Лилли испустила тяжкий вздох и обратила взгляд в потолок, словно прося Всевышнего о помощи.
– Во-первых, делать предложение джентльмену по какой бы то ни было причине непростительно навязчиво и, таким образом, крайне глупо. А во-вторых, достоинства джентльмена основываются не на одной только внешности.
– Зато достоинства леди – да, – фыркнула Уиннифред.
– Не совсем, по крайней мере если у этой леди хорошее приданое и хорошие связи. И последнее – не пожимай плечами. Это вульгарно.
Уиннифред удивленно воззрилась на Лилли.
– Я сотни
