и впрямь исцеление.
Однако того исцеления, которого трепетно ждала моя боязливая вера, я в этот день еще не получил. Кашлю стало значительно лучше. Табак не раздражил горла, как я того по давнишней привычке боялся, но другой, и самый тяжелый мой недуг в тот же вечер сказался чуть не с большей силой.
Буди воля Твоя, Господи!
Да, не молитвенному экстазу, не самовнушению следует приписать мое последующее исцеление, из полукалеки возродившее меня к жизни здорового человека. Оно совершилось, правда, необыкновенно быстро, но не с тою молниеносною и всегда кратковременною силой, которая действует в нервном организме, доведенном до полной экзальтации.
Что было нужно для исполнения моей веры, покажут дальнейшие события.
12
У отца игумена я просил благословения исповедаться и причаститься. Ему же я сказал, что собираюсь идти на следующий день пешком в Дивеев. Полный благодушия и сердечного гостеприимства, отец игумен, благословляя меня, предложил лошадок.
– Путь не близкий, да к тому же и жара – утомитесь! Я отклонил радушное предложение.
Вечером была Всенощная с соборным акафистом великомученику Пантелеимону. Началась она в половине седьмого, кончилась около часу ночи. Наутро – Литургия. После трапезы жду своих будущих спутниц. Проходит час, бьет два часа – их все нет. Не забыли ли обо мне? А может, и не поверили: поблажил, дескать, барин, и не пойдет, да еще в жару такую. И правда, жара стояла такая, что мне, отвыкшему от ходьбы, в этот зной отправляться в путь пешком казалось даже и небезопасным. Только в половине третьего я не вытерпел – отправился за спутницами своими сам. Смотрю, собираются в путь, чай пьют наскоро.
– Сейчас за вами хотели зайти!
– Торопитесь, сестрицы, а то я ходок плохой: до Всенощной, боюсь, не успею дойти.
Собрались быстро. Ровно в три часа мы двинулись в путь. Солнышко, еще высоко стоявшее на небе, заслонилось небольшим облачком, и облачко стало росить на нас мелким-мелким, как сквозь тончайшее сито, дождичком. Одежды не смачивал он, а так, точно освежающей росой обдавал. В другое время я бы не обратил на этот дождик и внимания, но в Сарове, так близко от отца Серафима, ни одно явление не могло пройти незамеченным, и душа требовала ему должного объяснения. А объяснение просилось только одно: все Бог, за молитвы отца Серафима.
Предположение мое о том, что я плохой ходок, на этот раз оказалось лишенным всякого основания. Вперед ушли я да старшая сестра, Евгения Ивановна; остальные, замешкавшись со сборами в Сарове, далеко от нас отстали. Шли мы с Евгенией Ивановной рядом параллельными тропинками, извивающимися около дороги в Дивеев.
Верст шесть пришлось идти лесом. Зазвонили в Сарове к вечерне. Могучая, медная волна догнала нас и плавно, благоговейно понеслась перед нами, одухотворяя мощные вершины кудрявых сосен и мохнатых, угрюмых елей. Какие-то прилично одетые богомолки на телеге проплелись ленивою трусцою мимо нас в Дивеев. Евгения Ивановна молчала, и мне не говорилось. Вековой
