кубистических линиях, горизонтальных и вертикальных. Что за бледные кресты? Холлис подняла взгляд на собеседника.
– Это не произведение локативного искусства, – сказал тот. – Нет привязки к месту. Попробуй навести на улицу.
Она направила обмотанный клейкой лентой гибрид на Сансет – и увидела четкую, идеально ровную плоскость белых крестов, расставленных по невидимой сетке, которая тянулась в бескрайнее виртуальное пространство. Чудилось, что белые вертикали, расположенные примерно на уровне тротуара, уменьшаясь и тая с расстоянием, уходят под Голливудские холмы.
– Американские жертвы в Ираке, – произнес Альберто. – Я с самого начала подключился к сайту, где при каждом сообщении о новых смертях добавлялись кресты. Эту штуку можно взять куда угодно. У меня есть слайд-шоу кадров из разных местностей. Думал отослать его в Багдад, так ведь никто не поверит, что это реальные тамошние снимки, а не фотошоп.
Холлис, оторвав взгляд от усеянного крестами поля, по которому ехал черный «рейнджровер», успела заметить, как Альберто пожал плечами.
Одиль прищурилась над белым краем чашки.
– Картографические атрибуты невидимого. – Француженка поставила чашку на стол. – Гипермедиа с привязкой к местности. – Теперь она говорила почти без акцента, – казалось, терминология вдесятеро усиливала ее способность бегло говорить по-английски. – Художник аннотирует каждый сантиметр пространства, любого материального предмета. Все могут видеть вот на таких устройствах.
Она указала на телефон Альберто, как будто в обвитом серебристой лентой чреве таился зародыш будущего.
Холлис кивнула и вернула прибор хозяину.
Тут прибыли фруктовый салат и поджаренный бейгл.
– И ты курируешь это искусство в Париже, да, Одиль?
– Повсюду.
А ведь Рауш был прав, решила Холлис, тут есть о чем писать. Хотя, конечно, ей еще предстоит разбираться и разбираться.
Методично уничтожив полпорции фруктового салата, Альберто глянул на Холлис; вилка застыла в воздухе.
– А можно спросить?
– Да?
– Как вы поняли, что с «Ночным дозором» все кончено?
Холлис посмотрела ему в глаза: типичная фанатская одержимость. Впрочем, никто, кроме фанатов, и не признавал в ней культовую певицу начала девяностых годов. Если не считать радиодиджеев, историков поп-культуры и коллекционеров, лишь они и знали о существовании группы. Однако в музыке «Ночного дозора» было нечто вневременное, и она до сих пор завоевывала поклонников. Новички вроде Альберто обычно вели себя пугающе серьезно. Холлис не знала, сколько лет ему стукнуло, когда группа распалась, но для его подсистемы увлечений это было все равно что вчера. У Холлис сохранялась такая же подсистема по отношению ко многим музыкантам, поэтому она чувствовала себя обязанной ответить честно:
– Да мы
