на мгновении, когда таблетка тает под языком на грани бытия и небытия.
Круг света остановился на складном парусиновом кресле возле казенного вида раковины.
У комнаты был жилой запах. Не вонь.
– Почему его так назвали? – повторил Браун с намеренно грозным спокойствием.
Он был из тех, кто не любит лишний раз произносить имена или упоминать понятия, которые презирает из-за недостаточной важности либо иностранного происхождения.
– Волапюк, – догадался Милгрим, как только таблетка исполнила свой трюк с полным исчезновением. – Эсэмэс набирают латинскими буквами и цифрами, а читают их как буквы кириллицы, на которые они похожи.
– Я спросил, откуда название?
– Был такой искусственный язык, эсперанто, для международного общения, – ответил Милгрим. – Волапюк – другой международный язык. Когда русские обзавелись компьютерами, то обнаружили на дисплеях и клавиатурах латинский алфавит, не кириллицу, вот и соорудили ее подобие из наших символов. Назвали волапюком. Такая вроде как шутка.
– В жопу, – отрезал Браун, очевидно имея в виду волапюк, Милгрима и даже НУ, которыми так интересовался.
На языке Брауна, как уяснил Милгрим, НУ означало «нелегальный устроитель» – преступник, который помогает другим преступникам в их делах.
– Посвети.
Браун сунул ему фонарь – профессиональный, с насечкой на металле, чтобы не блестел.
Спрятанный под паркой Брауна пистолет из композитного пластика тоже совершенно не блестел. Это как с обувью и аксессуарами, рассуждал про себя Милгрим; стоит кому-нибудь щегольнуть крокодильей кожей, и через неделю она уже будет у всех. Вот и в городе Браунтаун царил сезон неблестящего антицвета. Очень долгий сезон.
Браун натягивал зеленые латексные перчатки.
Милгрим светил фонариком туда, куда ему велели, и смаковал глубину восприятия, которую давала таблетка. Когда-то он встречался с женщиной, утверждавшей, что витрины магазинов, где распродают излишки армейского имущества, – гимн мужской слабости. Интересно, в чем слабость Брауна? Этого Милгрим не знал, однако сейчас восхищался его руками в хирургических перчатках: они шевелились, как дрессированные морские существа из сказочного цирка-аквариума, наученные изображать движения фокусника. Вот они нырнули в карман и достали прозрачную коробочку, откуда ловко извлекли крохотный голубовато-серебристый предмет. Что-то корейское. Милгрим не помнил, отчего эти цвета ассоциировались у него с Кореей.
Батарейка.
Батарейки нужны везде. Даже в том приборчике, что ловит для Брауна и его своры редкие эсэмэски НУ, исходящие и входящие, прямо из воздуха этой квартиры. Милгрим недоумевал: он раньше думал, «жучок» должен быть в телефоне. А этот НУ, по рассказам Брауна, редко использовал дважды одну и ту же трубку или номер. Покупал их и выбрасывал. А впрочем, если вспомнить, так поступал
