Одним ударом.
Бенедикт пристально смотрел на шута, и улыбка медленно сползала с его лица, превращаясь в какой-то оскал. Он начал подниматься, горбясь. Он вставал, но глаза его оставались все также напротив глаз Куртифляса, и в них уже не было прежнего веселья.
– Ну-ка, ну-ка!.. Что ты там?..
– Нас должны были убить. Всех. Случайно погиб только один человек. Этот человек должен был призвать убийц, но пожертвовал собой и погиб один. А должны были – все. И они, наверняка, так до сих пор и думают, что убили всех. Но скоро они узнают, что это не так. Как только информация о «бессмертных» дойдет до них, они поймут, что промахнулись.
– Да наверняка уже знают. И что же теперь?
– Теперь? А теперь – или они нас, или мы – их! Вот так, дорогой Беня. И если ты думал, что тебе удастся отсидеться в сторонке, то ты ошибся. Они не пощадят никого. Так что мы – в одной лодке, и давай-ка думать, что делать дальше, черт побери!
***
Ну, что за гадская жизнь! Мало того, что жизни этой осталось – день, ну – два, ну три от силы, так еще и их прожить спокойно не дают. Вместо того, чтобы пожрать принести, как положено любому порядочному арестанту, так – нет! Пришли, вытащили из камеры, и вот – волокут куда-то.
Слепень шел по длинному тюремному коридору в сопровождении трех каких-то жлобов, одетых почему-то не в форму тюремных охранников, а в форму дворцовой гвардии. При чем тут дворцовая гвардия?!. Один, тот, что первым зашел к нему и велел выходить, идет впереди, типа – дорогу показывает, чтобы не заблудились, спасибо! Двое других – по бокам, крепко держат за руки. А руки-то у них какие холодные! И пахнет от них!..
– Слышь, приятель, – вежливо обратился Слепень к одному из конвоиров, тому, что слева, – ты моешься, вообще? Воняет от тебя, брат, словно ты на помойке ночевал.
Конвоир никак не отреагировал. Ну, то есть, вообще… Другой бы хоть как отреагировал, выругался, дал по затылку, руку бы покрепче сжал – хотя, куда уж еще крепче. А этот – бревно-бревном. Даже головы не повернул. Ну, и хрен с вами!
Процессия вышла на улицу, прошла через тюремный дворик, вышла к воротам, и, минут через пять – вот чудеса-то! – Слепень уже ехал куда-то в закрытом экипаже. И сопровождали его все эти же трое. И если бы не вонь, принюхаться к которой почему-то никак не удавалось, то Слепень был бы даже доволен. В его положении что бы ни случилось – все к лучшему. Главное – не на суд везут, суд в здании тюрьмы, не к следаку – тоже все там же, ну и не на казнь, это уж точно. Какая казнь, если еще суда не было?
Повозка остановилась. Сидевший напротив, и, вроде бы, не вонявший, конвоир с сержантскими лычками – похоже он тут за старшего, молча одел Слепню мешок на голову. Ладно, это не страшно. Слепень не испугался и не обиделся. Хочется им в секретность играть – ну пусть себе тешатся, плевать.
И повели куда-то.
***
Ничто не рушится и не ломается сразу – ни жизнь, ни дом, в котором живешь, ни ветка, на которой ты устроился, чтобы подглядывать за чужой жизнью в чужом
