на его нехитрую подначку. Они захотели добить подранка. Они – вот молодцы! – поднялись в воздух.
Теперь немного отвести их, туда вон, где, как он знал, болото, и там уж!.. Болото примет их, и следов никто никогда не найдет. Если даже кто и будет искать, в чем Пафнутий почему-то сильно сомневался.
Дело к утру, и, поднявшись повыше, можно уже видеть светлый край неба. Здесь, на высоте, лучше видно противника. Вот какой он – странное сооружение. Явно не живое, явно дело рук человека. А человек, хоть он и умен и мастеровит, и вообще любимое детище Единого, но до Единого ему далеко. И эти их штуки, плюющиеся отравленными стрелами, могущими ранить, а то и убить, им не помогут. Он, Пафнутий, в небе – как рыба в воде, а они барахтаются, как упавший в ту же воду щенок. Во, во!.. На разворот пошли! Ну, молодцы! Смотрел бы и смотрел. До чего же забавно, до чего неуклюже. Ну, ладно, пусть пока. Потерпим до намеченного места.
Ишь ты, а у них терпелка-то похуже. Уже начали плеваться. Не далековато будет? Страшно им, бедным, наверное. Ну-ну, болезные, скоро, скоро отмучаетесь. Немного уже…
***
Вот только что это жуткое крылатое чудовище, как-то неровно, словно спотыкаясь в воздухе, удирало, явно проигрывая им в скорости. Еще немного, еще чуть-чуть… Пули, похоже, уже долетали, но надо ближе, ближе, чтобы не ранить эту толстокожую тварь, а убить, завалить напрочь. И, распушив все паруса, корабль пер вперед, вперед и вверх, идя на сближение, от которого эта тварь так нелепо и напрасно пыталась уйти.
И вдруг преследуемое чудовище – эта обреченная жертва, – странно изогнулось прямо в полете, вывернулось как-то и нырнуло вниз, уходя с траектории движения и линии прицеливания. Исчезло из виду.
Осталось только огромное небо, уже принявшее в себя первые лучи восходящего солнца. И этот рождающийся свет вобрал в себя всех, кто находился на корабле. Пламя, охватившее «Ласточку», чудовищный взрыв заточенного в гигантские баллоны легкого, но горючего газа, взрыв этот на миг превратил корабль в новую яркую звезду, далеко видную на темном еще предутреннем небосводе.
6
Смех-смехом, а путь Алефа Йота со товарищи, к которым примкнули и егеря из заказника, благо лошади у них имелись, был и правда тернист. И это при том, что шли они не напрямки – через дремучие леса и высокие горы, штурмуя вплавь водные преграды. Нет, ехали они, вытянувшись длинной вереницей, по дорогам, преимущественно по обочинам, обгоняя и объезжая препятствия вроде стад, телег и просто толп, запрудивших проезжую часть. Иногда приходилось прорываться сквозь заторы, прокладывая себе путь грубой силой, подкрепленной сталью мечей.
Главная проблема заключалась в том, что еду себе и лошадям приходилось не покупать, а добывать. Деньги, те самые амиранские золотые, за которые еще вчера не то, что мешок овса, а и душу при желании купить было можно, стали вдруг никому не нужны. Золото обрело свою истинную стоимость – стоимость никуда не годного, даже на гвозди, металла. И им совершенно искренне советовали засунуть монеты себе в задницу.
Крестьяне, у которых в их телегах и была еда, искали место, где можно было бы осесть
