все начало рушиться. Был Алеф Йот, представитель Службы Сохранения Равновесия, правда, почти без возможностей, почти как частное лицо, но все же…
– Амиран пережил нелегкие времена, – продолжил Бенедикт, – ему нужно восстанавливаться. Трудное дело. Дело, требующее немалых ресурсов. Где вот только их взять?
Он опять замолчал, обводя присутствующих взглядом, молча приглашая их высказаться. И молодой горячий Бунимад не подвел.
– Как где? – воскликнул он. – Кто все разрушил, тот пусть и платит!
– Ну, конечно, – с улыбкой поддержала коллегу Сердеция.
***
То, что оплачивать побитые горшки и прочую посуду должна проигравшая сторона, было и так понятно. Понятно и справедливо. Проигравший всегда платит. Плачет и платит. Так что обсуждали детали, детали и подробности.
Что касается Ахинеи с ее бородатым тюрбаноносным султаном Обр-аль-Саламатом, тоже зятем, что ни говори, Бенедикта, то решение предложил все тот же Бунимад, лучше других знавший как обычаи, так и психологию жителей сопредельного ему государства. Он предложил продать пленных, которых набралось слишком много, чтобы держать их в таковом качестве, своему же владыке – султану. Пусть и не задорого. Все равно по самым приближенным прикидкам сумма получалась вполне приличная. У султана даже могло и не хватить на всех. Ну, оставшихся тогда употребить с пользой в своем же хозяйстве, для восстановления порушенного. Бесплатные рабочие руки всегда пригодятся.
Идея всем понравилась. Бенедикт представил себе как будет морщиться и вздыхать султан, и улыбнулся.
Вдохновленный этой улыбкой юный герцог Мантийский склонился к уху своей прекрасной госпожи и горячо зашептал ей про обещанное возвращение родных угодий. Сердеция неодобрительно покосилась на любовника. Как он некстати! Но, с другой стороны, надо же и правда что-то поиметь от всей этой затеи. Вон Бунимад взялся посредничать между Амираном и Ахинеей в деле продажи султану его же подданных. Уж он своего-то не упустит. А она? И она деликатно кашлянула, намекая на свое присутствие, и напоминая, что не худо было бы обсудить и ее участие в дележе шкур.
Она зря опасалась, что участие Ледерландии в освободительном походе останется неоцененным. Об этом Бенедикт говорил со своими детьми – Ратомиром и Принципией еще накануне и решение было.
– Дорогая Сердеция! – Начал Бенедикт, ласково глядя на дочь. – Пришло время подумать о том, чем можно вознаградить прекрасную Ледерландию за тот поистине неоценимый вклад, который она внесла в дело освобождения Амирана. Чем мы можем отплатить вам? Деньгами? Но нам самим сейчас дорог каждый золотой, учитывая нашу нынешнюю разруху. Землей?..
Он помолчал, все также облучая Сердецию ласковым отеческим взглядом, от которого у нее побежали мурашки по спине.
– Конечно! – Продолжал Бенедикт. – Что может быть лучше для любого государства, чем приращение его территории,
