делам нужным, неотложным, я закрою вход в пещеру камнем массивным, несокрушимым, дабы не навредили тебе ни люди, злые, богам неугодные, ни животные – хищные, свирепые. Но оставлю для тебя зазор я – маленький, незначительный, чтобы при желании ты выйти могла и отправилась бы, куда сердцу угодно. Ведь ты не пленница, а гостья моя. Но не советую пещеры моей покидать тебе, ведь времена сейчас смутные, тёмные, праведностью обделенные.
В действительности же оставляемое отверстие было столь мало, что Мия при всём желании не смогла бы через него пролезть. Не раз пыталась она это сделать, но лишь едва не застряла среди камней. Сказать о том хозяину пещеры она не могла, так как его чрезмерная забота и беспокойство вылились бы скорее в бесконечные расспросы о том, что ей не понравилось, нежели в понимание, что девочке свобода от его опеки важнее, чем безопасность. К тому же, Мия осознавала, что сам Уэльт видел, какую щель он оставляет. Он знал, что ей не выбраться и запирал её осознано, прикрываясь радушием. Он просто привязался к ней от лютой скуки и стал воспринимать её, как некую собственность, коей может распоряжаться по своему усмотрению.
Иногда, когда существо возвращалось в пещеру, оно рассказывало о своей прошлой праведной жизни и о тех, кто пользовался его добротой. Тема плавно перетекала в обсуждение людских злодеяний и заканчивалась эмоциональными речами, пропитанными жгучей ненавистью ко всему порочному. Вся чистота и доброта, которые были когда-то в человеке по имени Уэльт, не найдя своего отражения в окружающих и близких, начинали пожирать сами себя, порождая уродливое представление о том, что такое правильно. Именно этот эффект зеркала и преобразил некогда праведного гражданина в чудовище. Привыкая смотреть на ближнего, как на самого себя, на своё отражение, Уэльт невольно менял себя. Он подходил к другим с открытой душой и, ожидая увидеть в собеседнике такую же открытость, видел лишь наглость и жестокость, смех над его порядочностью, плевки в лицо и удары в спину. Так, мнимое зеркало покрывалось трещинами, искажая лицо на той стороне, придавая им чудовищность. Вскоре Уэльт стал видеть в других лишь стадо жестоких тварей, не задумываясь, что тем самым зверя растит в самом себе. Постепенно ненависть заполнила все пространство внутри его сердца. Засыпая по ночам, он уже не думал ни о прекрасных девушках, ни о далеких звёздах, он не вспоминал приятных моментов прошедшего дня или минувших лет детства. Он представлял себе тёмную угрюмую площадь, в центре которой стоит виселица. И к этой виселице длинной-длинной очередью стоят люди, чтобы затянуть себе петлю на шее. В этой очереди были и знакомые обидчики, и продажные полисмены, безразличные к чужому горю люди и множество серых и безликих фигур, которые, по его мнению, заслуживали смерти. Со временем эта очередь в его голове всё увеличивалась, дополняясь новыми пороками и злодеяниями, которые ранее им же самим считались не такими уж и серьёзными, чтобы за них обвивать шею удавкой. За пределами этой площади должны были находиться люди, которым стало бы легче жить, когда процесс казни
