всхлипнула Мия. – Не нужно прикрываться красивыми речами, чтобы скрыть весь тот ужас, что ты натворил.
– Эта речь моя – звонкая, мелодичная, как ветра свист лёгкая – всё, что осталось во мне людского, с ума не сводящего, душу спасающего.
– Ты – чудовище, – ответила Мия громадному монстру, помотав головой. Её взгляд нечаянно останавливался на останках разбойников, которые монстр всё еще сжимал.
– Я? Да, я чудовище. Но когда-то я был человеком. Я никого никогда не мог обмануть, я был слишком добрым, а люди – подлые, мелкие – этим пользовались. Они забрасывали меня камнями и грязью каждый день. Но я был большим человеком, сильным. Я ловил брошенные в меня камни и ими, словно ножами, придавал форму облепившей меня грязи. Под яркими лучами благословенной богини солнца Глассэоны и от жара моего собственного сердца грязь высыхала на мне и каменела, срастаясь с моей кожей. У меня был выбор: либо позволить им смешать меня с грязью и терпеть все унижения, уготованные мне мелкими людьми, либо стать чудовищем, но потерять себя, лишившись, возможно, всего человеческого и человечного, что когда-то я носил в себе. Я выбрал второе. Тогда брошенная в меня сырая земля стала мне панцирем, а камни образовали мощные рога и когти. Я преобразился. Теперь я зверь с человеческим сердцем и я ищу людей со звериным сердцем: либо чтобы вернуть себе былое обличье, либо чтобы окончательно превратиться в чудовище.
– А ты не мог просто помыться от этой грязи или отряхнуться?
– Не всякую грязь можно смыть водой кристальной, свежесть дарующей, чистотой чарующей. Какую-то – мог. Но если бы я, минутной слабости поддавшийся, сделал так, то изо дня в день мне пришлось бы отмываться и оттряхиваться от этой грязи. А так, я дал своим обидчикам, злым, подлым, гнев в сердцах хранившим, того, чего они желали. И даже больше: я принял брошенную ими грязь внутрь себя. Я дал им полюбоваться на их собственное творение.
Мия встала и подошла ближе. Недалеко от неё застыло в вечном страхе лицо Тагара.
– В глубине души он был хорошим. Его не стоило трогать, – произнесла девочка.
– Не каждый достойный понимания достоин и оправдания. Слишком много гнусных и жутких людей я встречал в своей жизни. Теперь я, судьбы вершащий, жизней лишающий, читаю по лицам, как много боли они уже причинили и способны были причинить. На лице этого старика, морщинистом, зло повидавшем и в нём же утонувшем, читается очень много мерзости и боли.
– И всё-таки, он был хороший, – осудительно сказала Мия. Её лицо осветили последние лучи заходящего солнца, и красный свет ослепил ребенка. А может быть она просто закрыла глаза, чтобы не видеть, во что превратился человек, ставший за короткое время ей очень дорогим.
– Приближается ночь: холодная и тёмная. Позвольте мне проводить вас, гостью внезапную, в мою пещеру нерушимую, разбойникам непреступную, где вы сможете согреться, наесться и отоспаться. Я не представился. Меня зовут Гкхадту'Уэльт, – чудовище попыталось
