– обернешься: да не за сотни ли лет, не за тысячи ли километров лежат эти безвестные деревни с их грязью, нищетой и трахомой?
Наконец я выхожу на широкий и скучный тракт. Уже пожелтело на западе небо, солнце стало больше. Вот и предместье Уржума – речка, спиртовой завод. Навстречу идут женщины – это, видимо, закончившие смену работницы. Я смотрю на их лица – серые, неприветливые, испитые. Даже у детей. Нет, у нас в колхозе таких измученных болезнью, изуродованных пьянством лиц нет.
Город встречает меня сонной тишиной. Боковые его улочки поросли травой, там гуляют козы, поросята. На главной улице в вечерней золотистой пыли притихли двухэтажные домишки. В верхних окнах большого краснокирпичного здания больницы еще пламенеет солнце. Скоро оно зайдет. В этом маленьком городе тоже много высланных из Таллинна женщин. Те, что уже получают письма из лагерей, чего-то ждут, на что-то надеются. «Главное, не поддаваться, всем сейчас тяжело», – говорят они. Но есть женщины с потухшими растерянными глазами, им все равно, они не ждут своих мужей и ни на что не надеются. Вот идет мне навстречу высокая женщина, худая, с мертвенно-бледным, несмотря на летнее солнце, лицом. Ее длинная фигура закутана в старую вязаную кофту, в руках у нее маленькая скамеечка – сидя на ней, она полола совхозные огороды. Нагибаться ей трудно – болит спина. Что же делать, без работы не проживешь, она ведь одинока как перст. «А вы хорошо выглядите, Таня», – как будто с упреком говорит она мне. Я с трудом узнаю ее. Это жена бывшего царского генерала Васильковского, расстрелянного в сороковом году. Когда-то она была очень красива.
Наконец я нахожу дом, в котором живет наша хорошая таллиннская знакомая – Мария Сергеевна Лузгина, дочь известного профессора Острогорского. Стучу. Тишина. Стучу еще раз, потом толкаю дверь – она открыта, и вхожу. В полуподвальной комнате темно и сыро. Мария Сергеевна лежит на деревянной койке, она еле поворачивает голову в мою сторону и очень равнодушно здоровается. Что с ней? Это была такая живая, немного даже дерзкая женщина, некрасивая, элегантная и остроумная, она пользовалась большим успехом. Теперь она лежит с пустыми глазами, ее ярко-рыжие волосы коротко острижены, шея забинтована, опухшее лицо посерело. И она жалуется, жалуется …
«Уже сколько ночей невозможно спать, мучает огромный чирей на шее, его уже резали, придется, видно, еще раз. Боли страшные. Да и все у меня болит – низ живота, спина, наверное, рак, наверное, скоро смерть». Она смотрит на себя в маленькое зеркальце.
– Скажите, Таня, я очень изменилась, я очень страшная?
– Что вы, – говорю я, – вы нисколько не изменились.
Но она уже не слушает.
– Мама моя недавно здесь умерла – воспаление легких. Старенькая была, не выдержала. Теперь ни одного близкого человека. А сын – шалопай, я его дома и не вижу, где-то все болтается, грубит мне. Вот был бы Сережа с нами…
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст
