моем мире континенты выглядят не так. Воды больше, береговая линия выше. Суши между этими материками нет, здесь вода шириной, если правильно помню, около восьмидесяти километров. И я знаю, что так на планете было много тысяч лет назад. Уровень океана начал подниматься около двенадцати тысяч лет назад от моего времени.
Немая сцена. Потом старший мужчина растянул губы в неестественной улыбке. Его бледное лицо посинело еще больше.
– Териваг посчитал, что столько мутаций в ее генах могло накопиться примерно за сорок тысяч лет. Если даже она и дочь Аэля, Теи, то через тысячи поколений. Ее забросило к нам через туман из будущего. Понимаешь ли ты, какая это удача?
Его речь осталась бы мною не понятой, если бы не удивительно эффективная работа мозга, какой я прежде за собой не замечала. Со мной нанья говорили примитивным способом, стараясь употреблять самые простые сочетания существительных и глаголов. Между собой же они общались на ином языке, который мне так и не суждено было понять до конца. Чаще всего звуковая речь им просто не требовалась – они телепаты, а в мысленной беседе синтаксис не имеет значения, хватает образов. Если их разговорный язык и был некогда подобен нашему, то со временем под влиянием телепатии изменился. Синтаксис упростился, отпала необходимость в глаголах и одновременно появилась надобность в полусотне времен. Да и вообще, они на полмиллиона лет старше нашего вида, их эволюция ушла так далеко, что нам и представить невозможно. В их мозгу сформировались отделы, которых у нас нет и функции которых мы не в состоянии понять.
Однажды Юра дал мне прочесть научно-популярную книгу об эволюции человека. В ней многое объяснялось на примере обезьян. Оказывается, если шимпанзе может с легкостью манипулировать тремя предметами, к примеру, орехом, камнем-молотом и камнем-наковальней, то более примитивная обезьяна, какая-нибудь макака, на это не способна. Ее мозг просто не в состоянии держать в зоне внимания три объекта сразу. И ничего тут не поделаешь, она не видит дополнительных возможностей и никогда не увидит. Так вот я рядом с нанья – как макака рядом с академиком. Но есть в этом и положительный момент. В ту минуту, когда пожилой нанья произносил что-то про накопление и сорок тысяч лет, я своей примитивной интуицией поняла очень важную вещь: обезьянка им нравилась. Они находили, что обезьянка умна и мила. И мне надо на этом сыграть, это мой единственный шанс выжить, потому что академики в любой момент не задумываясь разложат меня на столе, разрежут живот и будут с исследовательским интересом рассуждать, почему у столь развитой макаки до сих пор не атрофировался аппендикс.
И, кстати, я не так уж примитивна, а прочитанные с подачи Юры книги, оказывается, могут помочь сохранить жизнь.
– Мне кажется, я понимаю, о чем вы говорите. Прошу простить, что не знаю, как к вам обращаться, уважаемый нанья, – сказала я как можно тверже. – Думаю, вы имеете в виду изменения в тех частицах моего тела, которые передают информацию от родителей к детям.
