о полной неадекватности этих людей, не ориентирующихся ни в своих должностных обязанностях, ни в окружающей обстановке. Увы, порой раздаются редкие голоса в поддержку преступников, заслуживающих самого сурового наказания. Мы призываем не слушать этих сумасшедших и провокаторов!»
Репортёр сбросил плед от охватившего его беспокойства и сжал ручки кресла.
– Что же он такого сделал, что эти люди защищают его?
По телевизору показывали кадры из зала суда: последнее слово взял некий генерал.
«Я имел честь командовать первым полком, в котором состоял маршал Полевой. Он, как и все мы, жертвовал собой во благо Демократического Блока. А когда трусливое правительство и верховное командование сдало страну, он первый поднял наше пошатнувшееся знамя и принял на себя власть, с которой не справились эти ничтожества. Так как вы смеете обвинять его в измене, если он искренне желал нам победы? Может быть, потому, что у вас не хватило бы духу совершить подобное?! Да вы ничем не лучше разбежавшихся министров и генералов! И отличаетесь только тем, что вам повезло выиграть войну! Были бы все в нашей армии такими же, как маршал, мы судили бы вас. И если вы спросите меня, готов ли я пройти тот же путь ещё раз, зная его исход, я отвечу: да! Я готов пойти за нашим командиром куда угодно, ибо только он был достоин возглавлять силы стратегической авиации, а затем и наше государство в тяжёлые времена!»
Газетчик встал и стал лихорадочно обуваться. Услышав его спешные приготовления, из-за угла показалась супруга, немедленно поинтересовавшаяся, куда это он собрался на ночь глядя.
– Мне нужно развеяться, срочно, – бросил он, накидывая плащ и ловкими движениями отпирая дверь. – К ужину буду, не волнуйся!
Оставив жену в недоумении, мужчина выскочил из квартиры и отправился в свободное плавание по улицам своего района. Отходя от дома на более-менее приличное расстояние, он раскланивался со знакомыми соседями и желал им приятного вечера. Для самого журналиста остаток дня был испорчен: странное ощущение сдавливало ему дыхание и не находило выхода ни в словах, ни в поступках. Кружа по запутанной сети переулков, человек пытался найти источник этого чувства, но каждый раз упирался в непроницаемый барьер безнадёжной тревоги.
– Чем меня зацепили эти отвратительные новости? – шипел он под нос, наугад выбирая повороты.
Миновав пару плохо освещённых улиц, газетный работник внезапно вышел на большой проезд и чуть не столкнулся с патрулем полицейских.
– Простите, гражданин, – перегородил один из них ему дорогу, – но дальше улица перекрыта.
– А что произошло? – осведомился репортёр, отвлекаясь от угнетающих его мыслей.
Внезапно мир звуков нахлынул на него, преодолев плотный и вязкий заслон из тревоги. В нескольких переходах от него, из-за угла, доносились устрашающие крики сотен глоток. По-видимому, сюда двигалась толпа митингующих.
– Толпа
