сами Богу не погрубите, и нас богомольцев своих и таких неисчетных народов не оскорбите» [60, 786].
Для того чтобы окончательно обезопасить себя от неожиданных переворотов в Москве, гетман Жолкевский распорядился отправить бывшего царя В.И. Шуйского в Иосифо-Волоколамский монастырь, а затем в Польшу, его жену Марию – в суздальский Покровский монастырь, а братьев его Дмитрия и Ивана заключить в крепость Белую; семибоярщина услужливо выполнила все эти установки. Более того, поскольку царь Дмитрий находился со своими сторонниками в Калуге и его поддерживали жители Серпухова и заокских городов, московское правительство предложило гетману Жолкевскому ввести свое войско в Кремль, несмотря на то что это противоречило условиям договора.
Обычно предполагается, что поляки по своей прихоти оккупировали Московский кремль, тем не менее Станислав Жолкевский далеко не сразу решился на это предложение: с одной стороны, провести зиму в полевых условиях было тяжким испытанием для шляхтичей, постоянно роптавших на недостаточную и несвоевременную оплату их услуг, с другой стороны, уйдя в Можайск, можно было потерять плоды всех трудов этого года.
И хотя гетман понимал, что ввод войска в Кремль мог рано или поздно оказаться ловушкой, он все-таки согласился на условия семибоярщины. Чтобы не раздражать москвичей явным нарушением договора, войско гетмана в количестве трех с половиной тысяч поляков и литвинов, а также 800 иноземных наемников в ночь с 20 на 21 сентября вошло в Москву. При этом Станислав Жолкевский и Александр Гонсевский с пехотой разместились в Кремле; полк Зборовского – рядом с Кремлем, в Китай-городе, на Посольском дворе; полк Казановского встал в Белом городе, заняв освободившиеся дома Дмитрия и Ивана Шуйских. Остальные полки войска заняли Новодевичий монастырь, Можайск, Борисов и Верею.
Теперь московское правительство уже не могло без совета с гетманом Жолкевским принимать решения по вопросам управления Россией, а по административным назначениям следовало обращаться к государю Владиславу, хотя еще не принявшего венчания на царство. В Москве стали чеканить монеты с профилем Владислава, а в церквях священники читали молитвы за его здравие. Грамоты из-под Смоленска с решениями государя о присвоении чинов и раздаче поместий приходили постоянно и быстро, вот только подписывал их король Сигизмунд, что сильно смущало московскую знать. Все это свидетельствовало, что король не собирался отпустить своего сына в Москву, отговариваясь его несовершеннолетием – Владиславу было в то время 14 лет.
По поводу перехода сына в православную веру король заявлял, что это возможно только при соединении церквей на условиях Флорентийской унии 1439 г., не устраивали Сигизмунда и многие другие позиции договора. Переговоры под Смоленском зашли в тупик, многие незнатные члены посольства потихоньку стали возвращаться по домам, так как своих запасов надолго хватить не могло, а кормить этих строптивых россиян за свой счет король не собирался, утверждая, что он сам
