В Москве пересядку сделаете на сибирский поезд, что каждый день ходит и дня через три, если не ранее, на месте будите. В Москве то бывали?
Шобета молча отсчитывал деньги за билеты, а Евсей
возбудился к разговору ещё больше.
– Я пятнадцать лет в Преображенском полку службу нёс, а он – во всех главных церемониях участник. Я Санкт-
Петербург, как пять пальцев знаю и в Москве не раз бывал и в Царстве Польском у Наполеона отбитом, в Варшаве в парадах участие имел, с царём-Освободителем в Берлин к
родственникам императора ездили.
– То-то, я смотрю, – усмехнулся кондуктор, – на тебе
шинель генеральская. Давно ли, дедушка, в отставку вышел; генералы на пенсион и в семьдесят выходят.
– Да уж сорок лет как отставной и пенсион мне небольшой полагается за службу царю, а шинель мне по случаю, в бла-
годарность за службу обществу, дарована.
– Ничего, дед, у тебя ещё выправка и борода совсем
генеральские: удачи вам в деле, а в Москве я подмогну на нужный поезд определиться, подскажу – если что надобно. Если нужна – постель для сна или чаю, то обращайтесь. Дед, помня об экономии, протарахтел:
– Спасибочко, у нас, пока, и продукты есть, а солдату что надо- шинель и его дом и его постель.
Когда кондуктор ушёл, Шобета спросил у Евсея:
– А, ты, дед, случаем не приврал, что все столицы в солдатчине изъездил?
– А, ты, никак, сомневаешься? Слыхивал ли ты от кого, чтобы я кривду нёс? Вот, – и сам головой качаешь. Меня неспроста народ в ходоки вывел. Все знают, что окромя правды от меня ничего нет. За то, кому- то, я не очень люб, что правда – глаза колет. Меня дед сразу мальцом от кривды отучил – так иссёк задницу, что неделю сесть не мог, за то, что соврал, что не крал яблок в господском саду.
– Извини, Евсей Кузьмич, только чудно мне, что я до сих пор этого не знал.
– А чего здесь странного, чего в столицах то хорошего -народ толчётся и жизнь как в Писании сказано – всё суета сует. Простору нет и зелень чахлая, и воздух не тот, и петух не будит по утрам, и птицы не поют. Нечего мужику там счастье искать. У нас на одного городского восемь селян и спокойствия на селе больше. С полгода жизнь на селе
неспешная, а в страду каждый час дорог для дел. Работа мужицкая торопливости не терпит, а поспешать надобно-
потому и спина болит и страдать приходится. Земля терпеливых привечает, а кто наспех дело ладит – лишь народ смешит. А, что я, про жизнь свою не шибко сельчанам распространяюсь – так мой отец от хвастовства отучил не прутом, а крепким словом мозги мои поправил. Тебе Шобета я всю жизнь свою могу обрисовать. Знаю, что языком зазря не треплешь, а на ус мотаешь. Дорога у нас длинная. Вот сейчас сальца с хлебушком откушаем и молочком запьём, да поглядим чем нас ещё жёнушки с обществом снабдили – больно уж поклажа тяжела.
Снабдили знатно! Расщедрились
