у нас понравится, – улыбается дядя. – У меня свой сад, теплицы и фрукты с овощами.
– А фто такофе тефлифа? – чавкает сестра.
Обычно я ругаю ее за подобное свинство, но сейчас не хочется. Пусть Тихон видит, с чем ему придется мириться до ее совершеннолетия.
Пока дядя завуалированно объясняет Миле, что мы будем его картофельными рабами, облокачиваюсь на стул и поглядываю в широкие прозрачные окна заправки. По дороге проносятся машины, колокольчик на дверце почти непрерывно позвякивает, знаменуя непрерывную вереницу водителей, покупающих бензин.
Все так обыденно… Мир не замечает потери одного человека, он просто живет дальше точно так же, как вчера, позавчера и десять тысяч лет назад.
Смахиваю слезу и смотрю на сладости на столике. Мила вовсю уплетает сосиску в тесте, посмеиваясь над рассказами дяди. Похоже, теперь он для нее куда бóльший авторитет, чем я.
И тут дядя говорит:
– Когда мы придем домой, вам больше не захочется есть такую пищу.
– Какую такую? – Мила морщит лоб.
– Химическую. Она вредна для организма.
Раскрываю пачку и ем чипсину за чипсиной, неотрывно глядя Тихону в глаза. Он вслушивается в хруст.
– Вела, ты что, не слышала? – Мила дергает меня за джеггинсы. – Это вледная пища.
– Я знаю.
– Тогда почему ты ее ешь?
– Потому что могу! – набираю в рот горстку чипсов и наслаждаюсь хрустящей симфонией.
Вкус лука со сметаной постепенно размачивается слюной и исчезает. Удовольствие от такого перекуса мимолетное, зато калорийное. Заедаю чипсы шоколадным батончиком.
– Ты так похожа на свою маму, – дядя улыбается уголками глаз.
Поперхнувшись, прокашливаюсь и отпиваю воду.
– Вот обязательно такое говорить, когда я ем? – ворчу, закручивая крышку на бутылке.
– Дядя, а ласскажи нам больше о маме, – просит вдруг Мила.
Мы одновременно затихаем, глядя на него. Он смотрит на нас с хитринкой, и когда я уже собираюсь поторопить его, наконец говорит:
– Она была очень правильной. Слушалась маму и папу, не ругалась, дотемна не задерживалась, забирала меня из детского сада и школы, пока я был маленьким. Но когда я просил ее чего-нибудь не делать, она всегда делала это мне назло. Поначалу я злился, даже плакал, но потом… Мила, понимаешь?
– М-м-м, – сестра мычит, вцепившись ладонями в стул. – Ты… сделал так, чтобы она… делала то, что тебе нужно?
– Да, именно, – дядя смеется и поглаживает ее по голове. – Ты такая умница!
Лицо Милы разглаживается и сияет. Меня накрывает волна белой зависти. Ее кожа такая чистая, невинная, не то, что моя – жирная с периодически выскакивающими прыщами. Во всем виноваты гормоны и стресс.
– Через десять минут пойдем дальше, – говорит Тихон.
Натягиваю кепку на голову и опускаю козырек пониже. Съезжаю на стуле и скрещиваю руки на груди:
– Посплю
