праздник, так пусть будет настоящий. Однако березки там недолго простояли: свиньи своими рылами повалили их и принялись лакомиться свежей листвой, словно тоже хотели принять участие в радостном празднике.
Хозяйка и девушка даже подмели сегодня двор, сгребли мусор в сторонку, к куче хвороста. Ромашка, росшая местами на лужайке, казалась такой чистой и свежей, что хоть рви и нюхай. Однако никто этого не делал — все знали, что свиной пятачок уже не раз успел ее понюхать.
— Хоть бы добиться, чтобы во дворе наконец чисто стало, — говорит хозяйка. — Отделить бы скотину от людей.
— Все будет, — утешает хозяин. — Увидим осенью, что поле даст, тогда, может статься, будущей весной новые комнаты поставим, тогда и отделим скотину от людей.
Но хозяин мечтает о большем, планы у него широкие. Он задумал, по примеру хундипалуского Тийта, посадить сад и все прочее. Хозяин не хочет, чтобы вокруг дома всегда было так пусто, ведь он сызмальства привык к деревьям. Среди них было не так одиноко, как на этом голом холме. Варгамяэский Андрес думает об этом даже в первый день праздника, расхаживая утром в одной рубахе по залитому солнцем двору и поглядывая, не идут ли уже со стороны Тагапере ранние прихожане. Но он знает: первым делом новые комнаты, а потом — все остальное.
Ээспереские хозяева тоже поедут сегодня, на первый день праздника, в церковь, потому что они ведь еще молодые и бездетные. Люди постарше любят второй день праздника — так уж заведено. Пойдут в церковь и работник с девушкой, дом останется сторожить бобылка. Она в полдень и коров подоит, и молоко сольет в кадушки, которые хозяйка сама вычистила песком и пропарила с накаленными докрасна камнями, чтобы никто в жару молоко не сглазил. Теперь, если девушка по небрежности даже прольет молоко из подойника и разбрызгает его ногами, то все-таки в варгамяэском Ээспере молоко будет хорошее, не будет тянуться и все такое.
Пошел бы в церковь и пастушок Ээди — нынче бобыль вместо него погнал скотину на болото. Да как пойдешь, коли обуть нечего! Правда, есть сыромятные постолы, но они давно износились, продырявились на носках и на пятках, да и петли так обтрепались, что не держат шнуровки. Плохо у него и с одежкой, так что, ничего не поделаешь, придется одному сидеть дома и только смотреть, как наряжаются и уходят другие. Уходят босиком, держа постолы или сапоги вместе с чулками в руках: так идти легче. А кроме того, людям жаль трепать обувку, ведь до церкви далеко.
Так идут в церковь варгамяэские работник и девушка, так идут в церковь прихожане из Эммасоо, Выызику, Хундипалу, Рава, Кукессааре и бог знает откуда еще. Все они торопливо проходят мимо ворот. А если выглянуть за ворота, то видно, как люди вереницей тянутся по гати — из Соовялья и других отдаленных мест.
Собака то и дело подбегает к воротам и тявкает — беззлобно, будто желает прихожанам счастливо провести праздник и обрести душевный мир, когда на них низойдет Святой дух. Ей словно стыдно подбегать к воротам лишь для того, чтобы поглядеть, действительно ли все, проходящие здесь сегодня, направляются в церковь.
Когда
