пошел, широко размахивая руками, словно собирался объять необъятное.
Среди тех, кто пришел проводить во школярство пестро вырядившихся мальчишек, заметил Сосо и того самого калеку, который при ругачке говорит «Так твою жизнь». Он стоял, подоперевшись на суковатую палку, и задумчиво курил.
Возле его ног, вернее, единственной ноги юлевато вилась бездомная собачина.
Рядом же, чего сроду Сосо не мог ожидать, находился Давид Писмамедов. Но показалось, нынче он как-то ссутулился плечами, обвял руками и померк лицом.
В его руках тоже была палка. Только без сучков.
Сосо стоял недалеко от провала, что вел в подвал, и гниловатый дух отдушечно тек оттуда. И ему подумалось, что вот куда он спустится в первую очередь, чтобы раньше других завладеть тайной, которую наверняка еще не знает никто.
А тем временем вышло все духовное начальство и начались напутственные речи.
А за спиной Сосо кто-то смачно зашептал:
– Вон там, видишь, пернаментные украшения уже скатились вниз.
И хотя Сосо не знал, о чем речь, все же – взором – обследовал то пространство, что простиралось перед ним, и, подняв глаза, увидел едва обрушившийся карниз, словно подъеденный неким зубатым грызуном.
За стеной строя кто-то прокачался незнакомой походкой, и за ним – косо – какое-то время следил Сосо.
Потом увидел, как вроде бы и при безветрии, проволновались листья на дереве, что росло перед школой. Проволновались и затихли, неслышно застригли воздух.
Где-то, очень уж внутри, Сосо казнил себя, что никак не мог настроиться на восприятие того, что говорили многочисленные наставители, но близколежащим восприятием постигал, что говорят все то, что ему давно известно и лишний раз напоминать об этом грешно и скучно. Это все равно, что долдонить: «А день-то уже наступил».
Он заметил, как один мальчишка, слюной пеня рот, обрадованно показывал всем блестушку, что обратала его многозубье. И Сосо тоже полез в карман, который необмяло был пуст. Правда, там похрустывал новью, еще ни разу им не вынимаемый, носовой платок.
Но одно лицо он увидел в той красе, которая вызывала улыбку. Оно принадлежало неизвестному ему мальчишке и так казнило себя гримасами, словно ее обладатель заранее слабоумно соглашался с тем, что ему скажут на протяжении, по крайней мере, года, а то и двух.
Счет на часы тут явно не шел.
И в это самое время взвыл тот кобелек, которого Сосо видел рядом с калекой.
Ему явно наступил кто-то на лапу.
И строй всшевелился, вольнее вздохнул и даже не очень слышно, но взгыгыкнул.
За кобельком кинулись гоняться два поджарых, как сушеная рыбешка, монахов.
А тем временем какой-то очередной говорун возглашал:
– И над землей, над которой пробушевали эти шквалы, мир никогда не устоится. И через пятьсот лет люди будут враждовать, а по весне земля не перестанет ощеряться недотлевшими костями и недоржавевшими осколками.
Следом
