края, поскольку Украина уже приняла декларацию о независимости и скоро будет совсем свободной.
Школьники впервые вышли без пионерских галстуков, а жители без красных флагов. Полевые цветы летели на поврежденный во многих местах асфальт и застревали в глубоких дурно пахнущих лужах, и машина ползла с черепашьей скоростью. Коммунизм прокладывал дорогу к светлому будущему, а о наземных дорогах совершенно не заботился, некогда было.
Марунька не знала, какой флаг убирать, а какой оставлять, металась из стороны в сторону, но в конце концов оставила и тот и другой. Она передвинулась к левой стороне, приспустила окно, высунула руку и стала щедро помахивать восторженным гражданам.
– Это жена президента Рейгана Нэнси! – крикнула одна работница химзавода, расположенного левее центральной дороги.
– Ура! Добро пожаловать президенту американского империализма! Коммунизм уже приказал долго жить, поработи нас Нэнси и возьми под свое крылышко!
– Хотим лицезреть Рейгана! – ревела мужская половина.
– Рейгана закрыли телохранители, – сказал один активист, опираясь на костыль. – Вишь, сопровождения нет. А у его в Америке уже однажды стреляли. И здесь, ежели коммунисты появятся, может трагедь произойтить!
– Бей коммунистов!!! – раздался душераздирающий крик.
– Четвертую передачу включай и нажимай на газ, олух несусветный! – приказала Марунька. – На нас готовится покушение. Ах, ты Боже мой! Я и свово Митрика не увижу! Гони, тебе сказано!
Водитель действительно нажал на педаль, мотор заревел, толпа ахнула, убегая от брызг из луж и машина скрылась за поворотом в мгновение ока. Куда она дальше девалась, никто не знал. Расстроенные жители Бычкова, пришли к выводу, что на гостей готовилось покушение, и спешно стали сочинять телеграмму Леониду Кравчуку в Киев.
В одном из грязных переулков Великого Бычкова машина остановилась, въехав в подворье симпатичного домика, сработанного из брусьев хвойных пород.
– Надобно открыть гараж и спрятать машину, – сказал Коцур, – мы тут долго пробудем. Эта машина привыкла находиться в гараже. Металл, покрытый черной краской, портится на солнце.
– Сначала я узнаю, где мой Митрик, – сказала Марунька, выползая из машины.
На крыльце уже стояла Авдотья Семеновна, радостно улыбаясь.
– Невестушка, как я рада тебя видеть! Дай, я помогу тебе поднять сумки! Какие тяжелые! Ты шо, гвозди привезла на этот раз? Ну, давай сперва обнимемся и облобызаемся. Я теперь навозом не пахну ни свинским, ни коровьим. С тех самых пор, как ты мне вдолбила в башку, что мать, такого великого человека, может обойтись без коров и свиней, потому как имеет озможность перейти к принсипу: от каждого по способности – кожному по потребности, – я отказалась от всякой домашней живности. Так что я теперь не воняю.
– Митрий, Митрик где? Где он мой родненький? Спит, али Ленина читает?
– Тсс! –
