на площадку, подошла к задней дверце машины и командирским голосом приказала:
– Открой!
Водитель Коцур вышел из машины с двумя светящимися фонарями под левым и правым глазом и открыл дверцу, давая возможность оккупировать заднее сиденье.
– Дуй в Бычково, милок. А кто это тебе так добросовестно фонарей наставил под оба глаза, – ты хоть дорогу—то хорошо просматриваешь? ну—кось раздвинь свои зенки—баньки пошире и посмотри мне в лицо! Сколько морщинок ты у меня насчитаешь?
Водитель заморгал налитыми кровью глазами и опустил голову.
– Стесняюсь, пани… товарищ Марунька. А фонарей мне наставили демократы. Они требовали, чтоб я выдал вашего мужа, но я готов был жизнь за него отдать и потому стоял насмерть. Честное партийное. Чтоб мне в эту машину не сесть, если я вру… что касается езды, то я до Бычкова могу повести машину с закрытыми глазами: я дорогу хорошо знаю. Хотите – продемонстрирую.
– А черт, – воскликнула Марунька, подбирая раздавленное яйцо со дна машины, что выкатилось из корзины, когда она садилась на заднее сиденье.– Ты завтракал? Возьми, перекуси.
– Благодарствую, мне бы фляшку для сугреву. И без закуски. Как говорил этот, ну как его… Шолохович, кажись: я после первой не закусываю.
– Да? первый раз слышу. А этот Шолохович, он Тячевский?
– Да нет. Он Ростовский махинатор.
– Ну, вот что! поскольку ты и водитель и телохранитель моего мужа, а сейчас и мой телосохранитель, то вот тебе бутылка пива и яйцо на закуску. Уплетай скорее, а то нам ехать далеко.
Водитель кивнул головой в знак согласия, принял бутылку, открыл металлическую пробку зубами, и жидкость начала булькать, протекая в невидимые дебри воспаленных внутренностей. Марунька на заднем сиденье беспокойно поворачивала голову то влево, то вправо, лихорадочно соображая, чтобы сделать еще, дабы обезопасить очень важное путешествие, длиной более ста восьмидесяти километров.
– Флажок! – воскликнула она и захлопала в ладоши. – Флажок, вот что нам нужно! У тебя есть флажок?
– Какой флажок, зачем флажок? – удивился водитель.
– На машину флажок! Я видела по телевизеру, как всякие послы ездють. У их черные машины с флажками. Прет такая машина на красный свет, а милиционер в струнку вытягивается, пальчики к козырьку фуражки прикладывает, а я сидю, глядю, и меня возле пупка щекотка разбирает. Давай флажок! Теперь все можно.
– Нет у меня флажка и никогда не было, – сказал водитель уплетая яйцо всмятку.
– А какой чичас флаг – белый или красный? – спросила Марунька, вылезая из машины.
– Никакого указания относительно флага сверху пока не поступало, видать они там, в Киеве то есть, решают, а значит до поступления новой команды флаг остается красным.
– Да будет он красным во все времена, и Господу и Ленину – слава! – пропищала Марунька, доставая ключ из—за пазухи. – Я чичас возвернусь,
