глаз, ни случайным движением мышц лица.
Наконец булавка оказалась у нее в руках. Крупный бриллиант таинственно мерцал на свету. Марселина подняла глаза на белоснежную ткань, которую чуть смяли ее ловкие пальчики.
– Ваш шейный платок теперь выглядит каким-то беззащитным…
– Что это? Раскаяние?
– Вовсе нет! – воскликнула Марселина, и это было чистейшей правдой. – Но пустое место оскорбляет мои эстетические чувства.
Она вытащила булавку из лифа своего платья и заменила ее драгоценностью герцога. А своей булавкой заколола его шейный платок. Ее вещь была совсем не такой роскошной – всего лишь маленькая жемчужинка. Но она была хорошего качества, смотрелась очень мило и в складках шейного платка казалась вполне уместной.
Марселина чувствовала горячий взгляд герцога и его напряженную неподвижность.
Она разгладила ткань и отступила на шаг, чтобы со стороны оценить свою работу.
– Вот так. Теперь все в порядке, – удовлетворенно сказала она.
– Все? – Герцог смотрел на женщину, а не на жемчужину.
– Взгляните сами. Оконное стекло вполне может заменить зеркало, – сказала она.
Он все еще не сводил взгляд со своей собеседницы.
– Стекло, ваша светлость! Вы могли бы оценить мою работу.
– Я уже оценил, – ответствовал герцог. – Она мне очень нравится.
Только после этого он наконец вышел из ступора, повернулся к окну и принялся рассматривать свое отражение.
– Я вижу, – после короткой паузы сказал он, – что у вас такой же точный глаз, как у моего лакея. А этот комплимент я делаю не часто.
– Мой глаз обязан быть точным, – сказала Марселина, – потому что я величайшая в мире портниха.
Его сердце билось часто и прерывисто.
От волнения, от чего же еще?
Она действительно не похожа ни на кого из его знакомых.
Париж далеко от Лондона. Это совершенно другой мир. И французские женщины не имеют ничего общего с англичанками. Это другой биологический вид женщин. Но даже с учетом этого Кливдон привык к искушенности парижанок, привык настолько, что мог предсказать поворот головы, движение руки, улыбку.
– Итак, она скромная портниха, – развел руками герцог.
Марселина засмеялась, но это был не звонкий серебристый смех, к которому он привык. Ее смех был низким и… каким-то интимным, что ли… не предназначенным для других ушей. Она не стремилась, как другие женщины, привлечь к себе всеобщее внимание. Ей требовалось только его внимание.
И он сразу отвернулся от окна, чтобы взглянуть на нее.
– Возможно, в отличие от других посетителей оперы, вы не заметили, какое на мне платье, – сказала Марселина и провела закрытым веером по своей пышной юбке.
Герцог окинул ее медленным взглядом – от кажущейся небрежной прически до носков туфелек.
