ногой, в которой сидит кералевая пуля, далеко не убежишь. Велика вероятность, что они просто будут целить в голову. А потом дорогие пули достанут и переплавят еще раз.
– Им не было больно…– она сказала это себе, хотя вообще не собиралась говорить это вслух. Она убеждала себя, что они не страдали.
– Вообще-то им было чертовски больно, – холодно заметил следователь, а потом поморщился, глядя в монитор. – Это еще что…
Следователь нажал на мочку уха, потом на датчик в уголке губ.
– Привет, – обращался он к невидимому собеседнику на той стороне канала. – Не знаешь, что с программой? У меня не принимают запрос.
Следователь какое-то время сосредоточенно молчал и глядел в монитор. А потом он начал морщиться все больше и больше.
– Да ладно, не могу поверить! Они серьезно его приняли? Бред собачий. – он проделал все манипуляции с ухом и губой еще раз. Потом закрыл глаза и потер переносицу.
– Кажется, тебе повезло. – пробормотал он. – Сегодня приняли правки к закону об уничтожении. Ты помилована. И я не знаю, что теперь с тобой делать…
– Оставьте мне мою пулю в ноге, – пробормотала Марина.
Следователь вздохнул.
– Знаешь, что самое гавеное? То, что они просто отменили уничтожение таких, как вы, и ничего не оставили взамен. Ты понимаешь, что это значит?
Марина помотала головой, она теперь ничего не понимала.
– А то, что они предоставили выбор нам.
Анна
Я пошла прогуляться, Дюк решил проводить, а заодно вернуться на стоянку.
– Может, составишь мне компанию? – спросила я.
– Куда? В столовую для бедных? Там же ты нынче питаешься? – усмехнулся он.
– Нет, у меня есть местечко поинтересней. Я нашла маленькую подработку… э-э-э, за еду.
– О, серьезно? Деньги тебе уже не нужны?
– А их и не предлагали… – я пробормотала это так тихо, как могла. – Они дали мне краски. Я раскрашиваю по ночам их бар, он еще не закончен, там нет отопления и жутко холодно. Еще я там сплю. Если забиться в угол, то вполне даже ничего.
– Анна, ты серьезно? Забиться в угол? Почему ты так относишься к себе? За что?
– А как еще мне к себе относиться?
Он дал мне легкий дружеский подзатыльник.
– Ты дура.
– Я знаю, я ужасная дура, но ничего не могу с собой поделать.
– Ты знаешь, что есть бесплатная психологическая помощь для таких как ты? Они вроде не боятся людей со Связью. – Дюк закурил. Каждый раз, когда он курил, меня пробирала дрожь – каждый раз он бессовестно пользовался Связью и прикуривал огнем с руки.
Иногда я думала – что, если бы у меня была эта Связь? Этот огонь, что был у Дюка? Что бы я сделала? Теперь, наверное, ничего. Теперь я стала бояться того, что так несказанно раньше любила. Я любила огонь, мне нравились костры, которые мы в детстве разводили с Дюком во дворе у нашего дома. Мне нравилось, смотреть, как огонь
