гостеприимстве и с высоты своего положения. Кто-то сдернул с нее шапочку, затем затрещали застежки на ее костюме, она вскрикнула, попыталась избавиться от цепляющихся рук, но ее окружили кольцом. Иван рванулся к ней, но тяжелый удар сбоку остановил его, он осел на пол, кто-то пнул в спину, одна из любопытных дам сдернула шапку, парик с бородой и размахивая ими над головой, счастливая от захваченной добычи, визжала:
– Я же вам говорила, что не старый, совсем молодой и наверное не холодный, надо проверить…
Иван вспомнил армейские навыки, где он кроме кистей и красок освоил еще кое-что… Он ударил экономиста по ногам, затем крюком снизу в живот, тот согнулся и замер. Иван рванулся к Веронике, но опять получил удар сзади, кто-то вцепился в руки. Верхушкин запустил пятерню в ее роскошные, упавшие на плечи волосы, другой рукой сдавил грудь, она закричала от боли и страха, но техническая интеллигенция не проявляла ни малейшего сочувствия к ней; кто-то не торопясь в сторонке потягивал вино, брезгливо наблюдая пошлую сцену, кто-то сосредоточенно покуривал, другие азартно держали кольцо оцепления, куда ворвался Иван и нанес резкий прямой удар в голову Верхушкину, который с разворотом тяжело рухнул навзничь на затрещавший и развалившийся под ним стол; загремели бутылки и бьющаяся вдребезги посуда, хрустальные бокалы, оранжевыми и красными пятнами раскатились по полу дефицитные апельсины и импортные яблоки, шлепнулись на пол бутерброды икрой вниз. Народ завизжал, завязался клубок дерущихся и их разнимающих тел, который превратился в свалку рычащих, скверно ругающихся, раздрызганных инженерно-технических работников, некоторые уже были в крови.
Гости плохо помнили, как вырвались из зала и бежали в панике полураздетые и растерзанные, проскочили мимо ошалевшего дежурного и устремились в спасительный Дом культуры, сопровождаемые комментариями и сочувствием прохожих:
– Надо милицию вызвать, наверное, их избили…
– Сами разберутся, какой праздник без драки…
– Может, им помощь нужна?..
– Молодые, сами справятся…
– Хорошо, видать, погуляли, на полную катушку, от души!
В полдень тридцать первого декабря семья Антоновых сидела в квартире на кухне за чаем. Раздался звонок в дверь, хозяйка пошла открывать, вошли двое в форме и спросили художника Ивана Ивановича Антонова… Иван все понял, молча оделся, на выходе приобнял ее:
– Мама, не переживай, там разберутся, я защищал девушку.
Машина стремительно подъехала к зданию милиции, его завели в кабинет, где пожилой следователь Муравьев изучал какие-то бумаги, бросил взгляд на Ивана и велел сопровождающим ждать за дверью. Затем стал составлять протокол допроса, но в какой-то момент остановился и положил ручку:
– Я изучил твое личное дело, – служил в армии, отмечен благодарностями командования полка, комсомолец, хороший художник и вдруг; преступник!
