монарших особ превыше всего. Огюстин доводилось бывать в доме герцога. Там гость, идя по коридору в сопровождении почётной свиты, переходил из взгляда одного стражника во взгляд другого стражника, из напряжения в готовность к атаке. С другой стороны, что-то в императорском замке не заметно понатыканных на каждом шагу стражей, вооруженных до зубов.
Вполне может быть, что их роль выполняют предупредительные слуги и служанки. Тиша Неспокой говорил, что опытный алхимик справится и с закованным в латы рыцарем, и с представителем любой колдовской расы. Тиша не знал, насколько он был прав…
Огюстин беспрепятственно проникла в сад и была поражена свежестью прохладного воздуха и неспешным полётом гигантских белых шершней – хлопьев снега. Снежная пелена чем дальше, тем сильнее скрывала сад. У лица Огюстин падали редкие снежинки, таяли на руках. Чуть дальше снег, казалось, шёл гуще. Он старался заглушить багрянец деревьев, золото не успевших осыпаться листьев.
Зима, когда выбирают расу столетия – она всегда такая. Заявляет свои права раньше срока.
А дальше снег шёл сплошной пеленой. В нём терялся и сад, и лесная опушка.
Огюстин направилась к роднику. Как тихо здесь. И почему листья не падают? Они волшебные?
С досадой Огюстин обнаружила, что родник занят. Подоткнув подол льняного платья, в ручье стояла босая поветруля. Распущенные светло-русые волосы. Ведана, так, кажется, её зовут. Вода достигала до колен поветрули. Течение было сильным, но Ведана застыла, будто уснула стоя.
«Она луноходица?», – подумала Огюстин.
Опровергая мысли Огюстин, Ведана убрала с лица налипший снег.
Поветруля что-то приговаривала речитативом.
«Ворожит», – решила Огюстин.
Можно было подняться по руслу родника и набрать воды у истока, но Огюстин не решилась прерывать ворожбу поветрули. Вместо этого она решила подождать и посмотреть на остатки цветов.
Огюстин вошла в сад и опешила. Вот стоит рубиново-красный гладиолус. Он успел распустить лишь четыре цветка.
Нижний цветок, самый пышный, напоминал многослойную пачку балерины. Цветок повыше не успел распуститься так пышно. Его гофрированные, треугольные по краям лепестки почему-то напомнили Огюстин ярких бабочек из южных оазисов. Казалось даже, что цветок трепещет лепестками–крылышками, пытаясь выпорхнуть из ледяного плена.
Этот гладиолус, как и все остальные цветы в императорском саду, был покрыт тонкой коркой начавшего таять льда.
Два других цветка гладиолуса только готовились распахнуть себя солнцу. А пятый цветок лишь успел выпустить плотно сжатые лепестки, очень яркие, напоминающие рубиновую губную помаду. Остальным цветкам не суждено распуститься. Ледяная зелёная шпага.
А сколько заледеневших роз! Ремонтантные. Очень крупные, с монолитными, изысканно сложенными лепестками; снежно-белые. Какая ирония.
Вишнёво-красные розы, больше похожие на пионы.
Чайно-гибридные. Вот подо льдом пылает бархат гераниево-красной
