ветер выл гласом волка. Стекла звенели и бряцали.
Через час мужик вновь смотрел на собаку. Она неподвижно стояла в неизменной позе, но теперь уже смотрела на него. Хвост ее чуть шевельнулся в порыве радости и сразу повис, замер. Мужик заглянул собаке в узкие, оплывшие глаза, но увидел в них холодную черную смерть. На него смотрела Она – властная и безжалостная! В коварных застывших глазах больше ничего не было. Пустая страшная и жестокая смерть окутала все вокруг. Мужик почувствовал угасающее дыхание жизни. Ледяное поветрие смерти. У него в глазах промелькнула гримаса ужаса. По телу прокатилась волна щемящей дрожи.
Он медленно, словно опасаясь последствий неприятных впечатлений, приоткрыл дверь в бытовку и спрятался за ней, переводя дух.
По роду своей работы он вынужден был еще не однажды проходить мимо собаки. Она сидела у колонны, вытянув передние лапы по полу, поджав под себя задние. Голова была поднята, а пустые провалы глаз бесстрастно проглатывали весь окружающий мир. Не было предела этой великой, всепоглощающей апатии. Казалось, вся планета рухнула и штопором полетела в провалы страшных, бездонных глазниц. И ночь, беспредельная ночь тормошила своей лютой чернотой трепещущую душу мужика.
Утром женщина толкнула его, отдыхающего.
– Пошли – Капка сдохла! – и отправилась копать яму.
Собака сидела на том же месте, что и пару часов назад. Сидела в цепях смерти, лишь голова ее смиренно была завалена набок.
Мужик одел верхонки, взял совковую лопату. Хотел ухватить за загривок, но шкура приросла к окоченевшему телу. Она осталась, как восковая фигура, как окаменевший памятник собачьей печали.
Мужик сдвинул ее на лопату и отнес на газон, где женщина копала яму.
– Сожгла, дура, желудок!.. – пробормотал мужик.
А у ворот стоял неподвижно Шерхан. Впервые с опущенным хвостом. А его глаза были полны печали и скорби. Он знал, что там у ямы происходит. Он знал, что наступает его последняя зима. А для Черныша и Капы закончилось первое и последнее лето.
Шерхан завыл горько и протяжно…
ПУТЬ К ИСТОКАМ
1. Измерение жизни
Полумрак царил во всех уголках комнаты. Тусклая маленькая лампочка светила из-под абажура, который был накрыт черным платком. Направленный свет падал ярким круглым пятном на закрытые белым саваном ноги покойника. Свет обрывался с кромок гроба и отпечатывался мутными оттисками пыли на исшарканном, корявом полу. Гроб с усопшим находился посреди комнаты на двух табуретках, скорбно возвышался над скудной обстановкой комнаты, а смерть вызывающе соприкасалась с утихшей жизнью вокруг.
Была глубокая ночь.
Жена того, кто безжизненно лежал в центре комнаты, сидела поодаль от него, забившись в угол меж голой стеной и уродливым коробом шифоньера. Она дремала и, изредка
